Новости

Новости

07 мая 2016, 14:00

Общество

Победы и парады фронтового разведчика Вячеслава Ляшенко

Фото из личного архива Вячеслава Ляшенко

Вячеслав Антонович Ляшенко – фронтовой разведчик. Войну окончил в Кенигсберге. До этого была эвакуация из Кривого Рога в уральские Березянки, спецкурсы партизанских разведчиков, военное артиллерийское училище и боевая работа в 56 гвардейском полку. Накануне 9 Мая он – гвардии лейтенант запаса, фронтовой разведчик, автор нескольких книг о Великой Отечественной войне – рассказал обозревателю m24.ru о боевом джиу-джитсу, снайперской винтовке Гитлера, стрельбе по пулеметчикам, фронтовой любви и Великой Победе.

– Во время Великой Отечественной войны вы командовали разведвзводом, попав на войну девятнадцатилетним лейтенантом. Это были какие-то укороченные курсы подготовки?

– Стандартная учеба в АИРе, специализация – артиллерийская инструментальная разведка. Учился год. В пехоте лейтенантов выпускали за три-четыре месяца, а у нас все было строго. Нужно было не просто командовать, но и знать науки: математику, геометрию, тригонометрию и алгебру. Все мы умели решать задачи с помощью логарифмических таблиц. Кроме боевого оружия, мы должны были владеть арифмометром и логарифмической линейкой. В подготовку входило умение определять координаты, делать полевые замеры, кабинетные работы. Учились делать вычисления, запоминать семизначные цифры, решать задачи.

– Насколько для вас, 19-летнего, война стала переворотом в сознании? Или все-таки идеология того времени "если завтра война, если завтра – в поход" определенным образом вас подготовила?

Фото из личного архива Вячеслава Ляшенко

– Примерно в седьмом классе начал изучать военную топографию и карты. Я даже купил учебник "Военная топография" в моем любимом магазине "Военная книга". Я туда часто ходил. В книге был набор карт, таблицы условные, топографические знаки и все в цветном варианте. В комсомоле я с 14 лет, и сразу стал пионервожатым. Открыл первый военно-топографический кружок в районе города Кривой Рог. Я составлял маршруты, и у меня ребята ходили с компасом по разным разобщенным районам. Там же только поля кукурузы были. Гораздо позже, после войны, это стало спортивным ориентированием.

– Разведчики – войсковая элита. Как они, уже не раз ходившие за линию фронта и имевшие боевой опыт, отреагировали на то, что командовать ими ставят необстрелянного лейтенанта, к тому же намного младше их? В чем была специфика артиллерийской разведки?

– Поскольку я окончил училище с отличием, это автоматически предполагало направление в гвардейскую часть, но не получилось, и меня назначили командиром взвода разведки полка. Разведчики все дядьки взрослые, как мне казалось! Им было по 30 – 35 лет, у всех по два-три ордена, медали, а я им нотации читаю, лекции. Учу, куда ходить и что делать, учу всему, чему меня учили. Учиться и в правду было чему! Я горжусь тем, что меня учили царские офицеры. У нас в училище первым воспитателем был царский офицер, командиром дивизиона – царский майор. Преподавали они корректно, разумно, деликатно. Никогда не позволяли себе что-то грубо сказать. Они учили нас как равных. Кстати, мой родной дядя, мамин брат, окончил то же училище поручиком. В Гражданскую войну перешел на сторону красных, в звании старшего лейтенанта погиб в Финскую войну. Другой дядя был юнкером, в этом звании и погиб в Гражданскую. У меня такая среда была, что я уже был заражен идеей, мечтой, которую осуществил.

Что касается специфики разведки, то с тех пор она не менялась и работала позже так же во время боев в Афганистане, в Чечне. Такие, как я, разведчики засылались в тыл и оттуда корректировали огонь артиллеристских частей. Я этим делом тоже занимался. Чтобы знать все четко до малейших деталей, нужно ходить в тыл противника. Ходила группа по два-три человека, включая радиста, которого я очень берег. Питание для рации нес другой разведчик, а радист работал только на радиостанции. Мы проникали в тыл и засекали цели, которые ни наземным наблюдением, ни даже авиационным обнаружить было невозможно.

Фото из личного архива Вячеслава Ляшенко

– Выходы за линию фронта в составе разведгруппы подразумевают очень серьезные навыки: рукопашный бой, владение холодным оружием. Когда вы успели их освоить?

– Рукопашный бой я начал осваивать с пятого класса. Я посмотрел кино "Ущелье Аламасов", там герои очень ловко кидали в цель мечи и ножи. Я сделал точно такой же нож и стал тренироваться. Кидал его в цели разными способами, и у меня хорошо получалось. Ну а на фронте ребята мне отточили немецкий штык (он был сделан из отличной стали), отхромировали ножны. Вот с ним я в немецкий тыл ходил. Однажды в Кенигсберге поразил немецкого солдата с десяти метров. Этим штыком можно было поражать и на дистанции 14 метров, но для каждого ножа у меня отмерена своя траектория разворота. На фронте я всего несколько раз применил штык-метание. Мы пошли в тыл к немцам в дневное время, что было не принято. Во-первых, туда редко ходили днем, и во-вторых – в тыл никогда не ходили артиллеристы. Я сломал этот стереотип. Первый раз пошел для пробы. Мы с Мишей Карповым взяли в тыл двух разведчиков и пошли. Мы обнаружили немецкие минометы новой конструкции. Провели наблюдение, возвращались в тыл и нарвались на немецких телефонистов. Один из них закричал и бросился бежать, бросив автомат и катушки. Кто-то из наших ребят хотел снять его из автомата, но я поразил его тем самым немецким штыком. Когда вернулись, нас сначала обругали за самоуправство, а потом, когда оценили ту информацию, которую я получил буквально за час – новые минометы (которые впоследствии у нас стали выпускать), еще целый ряд других данных, то поблагодарили.

В Кривом Роге мы два раза в неделю ходили в библиотеку в читальный зал, брали книги. Тогда был такой порядок. В седьмом классе в одной из энциклопедий я нашел статью о джиу-джитсу с описанием каких-то приемов. В следующий раз пришел, взял металлическую линейку, лезвия и вырезал два листа с картинками. Нашел себе напарника и стал изучать. Через год я хорошо знал оборонительные приемы. На фронте 130-килограммовый офицер брал меня за голову и смеялся: "Ну что ты сделаешь!" А что тут делать – бьешь задницей ниже живота, подхватываешь ногу и противник грохается спиной. Нас учили на курсах подготовки партизанских разведчиков: петлю на руку, за голову через плечо, под эту руку и эту руку – никуда уже не попрет. Я так однажды даже связал начальника штаба полка в учебных целях.

Видео: [URLEXTERNAL=https://www.youtube.com/watch?v=B0Qwfs0sCdk]YouTube[/URLEXTERNAL]/ Пользователь: p0962

Помогали навыки охотника и следопыта, которые мне привил отец. В тыл, если нужно было идти большой группой, мы ходили привычной схемой, соблюдая дистанцию, цепочкой, по краю опушки или шоссе, чтобы всегда была возможность где-то укрыться. Нужно было уметь слушать и нюхать. И вот мой нюх меня никогда не подводил. Я за 300 метров мог учуять немца, запах немецких сигарет, запах пропитанного потом и дерьмом обмундирования. Если простые солдаты не соблюдали, то офицеры соблюдали все гигиенические правила, были весьма культурны. В тот раз мы были в тылу эсэсовской дивизии "Великая Германия", где и нарвались на небольшой отряд. Я всегда носил по рекомендации контрразведки два пистолета, и сразу с двух ранил одного из эсэсовцев, другого убил. Вижу, третий наступил на грудь нашему сбитому им солдату и занес штык. Живого места, куда можно выстрелить, оставался кусочек затылка между каской и телячьим ранцем. Туда я его и поразил.

Я обладал знаниями и хорошо знал фотографию. У меня всегда были три-четыре фотоаппарата, и я строил агентурно-оперативные комбинации даже с помощью фотоаппаратуры.

– Вы рассказывали о новых немецких минометах, о том, что неизменно подмечали их новые системы вооружения и ведения боя. Часто немецкое вооружение и тактика ведения боя превосходили советские?

– Да, особенно в начале войны. У немцев были отличные пулеметы MG, более скорострельные, чем наши ручные пулеметы Дегтярева. У наших был диск, который нужно было перезаряжать, а у немецких - почти бесконечная лента. Рядом с немецким верзилой-пулеметчиком идет маленький солдат с коробкой, и если кончается лента, он ее меняет и огонь не прекращается. Ствол изнашивается быстрее, но эффективность очень сильная.

– Разведчикам позволялось использовать вражеское снаряжение и оружие. Вы этим пользовались?

– Нет, я не любил немецкий шмайсер. У меня был парабеллум, который я купил за 900 рублей у шофера, который возил с передовой раненых. Еще был служебный ТТ. Так что автомат я не носил. Ну и немецкая снайперская винтовка, из которой я уложил около 30 пулеметчиков – главных наших врагов.

Фото из личного архива Вячеслава Ляшенко

Однажды, во время одного из наступлений, мы оказались на третьем этаже дома, в стороне от залегшей под огнем пехоты. Немецкий пулеметный расчет в белых маскхалатах, а наши в серых шинельках на снегу, и по ним лупят, как по бугоркам. Неясно, кто жив, а кто мертв. Определили расстояние по стереотрубе. На винтовке стояла просветленная оптика, дающая очень хорошую глубину. Я только посмотрел в прицел – чистое лицо, глаза, нос хорошо видно. С 400 метров я двух пулеметчиков снял. Вначале первого. Второй номер схватил пулемет и бежать, ну тут мне не составляло труда его снять. Уничтоженных немцев я считал только пулеметчиков и офицеров старше майора.

– То есть зарубки на прикладе винтовки не ставили?

– Я же не профессиональный снайпер. Сначала надо мной насмехались, что все ходят с коротенькими автоматиками, а у меня два пистолета и снайперская винтовка. Все: "О, вон он идет с винтарем". Та немецкая винтовка была особенная. Когда мы ехали в Восточную Пруссию, перед входом в город Эльбинг, по-польски он Эльблонг как-то назывался, зашли в один дом. Видим, висит короб какой-то прессованный, открыли – там винтовка лежит. Красивый полированный приклад, бархатная подушечка, где ложе прикладывать. А с оборотной стороны пластина. Написано: "Ганс, ты под Москвой уничтожил 500 (или 600, я не помню точно), русских. Тебя любит великая Германия и твой фюрер. Гитлер". Однажды на станции Хохендорф на одном из чердаков ребята-разведчики приподняли черепицу, поставили подпорки. Когда начало светать, на дороге появился немец с портфелем. Посмотрел в прицел – майорские погоны. У немцев лейтенантские погоны – простое тонкое плетение, а у старшего – толстое. Чистый погон – майор, кубик один – это подполковник, два кубика – полковник. У них больше не было. Убил я его. К нему подскакивает другой, тоже майор. Я и его хлопнул. Тут идет подполковник еще, я посмотрел на погон. Он тоже пришел, наклонился. Все стали оглядываться. В столовую шли немецкие солдаты. А мы далеко – на окраине, и винтовка наша не поймешь, откуда бьет. На следующий день прорвался наш танко-самоходный десант с пехотой. Мы сели с обратной стороны дома на полу. Уселся на сверточке, сел, винтовку рядом поставил. Покушали, выпили, конечно, таков закон, по рюмочке небольшой. Уже стал закуривать, и в этом время моя винтовка – бац! Смотрю, нет полствола, а рядом с головой отверстие в стенке. Болванка пробила стены дома и случайно попала в мою винтовку. Я даже не снял табличку, так ее и бросил там.

Фото из личного архива Вячеслава Ляшенко

– Война войной, но и двадцать лет никто не отменял. Романы фронтовые случались?

– На фронте все началось с того, что в один из дней Красной армии, я, будучи начальником караула, был выпивши. Все офицеры гуляют, а я караул несу. Когда стал читать постовую ведомость, узнал, что в одной из землянок находятся две девушки. Меня как молодого потянуло туда. Зашел, вижу: одна спит. А другая красивая такая, Буянова Саша. Она: "О, лейтенантик, какой молодой, наверное, нецелованный. С девушками не спал, но ничего, это дело поправимо, раздевайтесь". Я, как завороженный, снял шинель и присел к ней. "Как тебя зовут?" – "Вячеслав". – "Для меня будешь Славик". У меня девушки, конечно же, еще не было. Меня выручил старший помощник по караулу, он постучал: "Товарищ лейтенант, пришел дежурный по полку и спрашивал вас. Я сказал, что вы проверяете посты, поэтому вас в любую минуту вызовут…" Я надел шинель, побежал в караулку, оставил Шурочку одну. Еще я написал ей записку. Она уже на гауптвахте была в стационаре, и я своему помощнику сказал, чтобы передал сержанту, кто там в карауле, пусть передаст Буяновой. Словил нас контрразведчик Игорь Самсонов: "Это что такое?! Вот передайте своему лейтенанту, чтобы он не занимался дуростью!" А потом он меня пригласил к себе. Я смотрю, мое личное дело лежит на столе. И вот он: "Как вам не стыдно, лейтенант, у вас такие хорошие характеристики, обучение на курсах подготовки партизанских разведчиков. Спортом занимаетесь, и вдруг связались с Буяновой, она ППЖ командира зенитно-пулеметного дивизиона, и она у нас в разработке". ППЖ – походно-полевая жена. Вразумлял меня... Потом уже в самом конце войны в Германии у меня девушка-немка была. Она меня постоянно поправляла: "Ты говоришь плохо. Нужно так-то". Обучала меня немецкому, и когда я приехал поступать в институт, у меня было "отлично" по всему, что касается немецкого.

– Судя по вашей книге, вашей группе в Кенигсберге было поручено очень важное задание.

– Мы выполняли специальное задание командующего артиллерией третьего Белорусского фронта, генерал-лейтенанта Елисеева. Нужно было связаться с первым Прибалтийским фронтом, с группой пройти в немецкой форме через весь Кенигсберг, занятый немцами, и передать приказ устно. Почему меня послали: по радио все перехватывалось, телефонной связи нет, нужно только, чтобы лицом к лицу. Суть донесения была в том, чтобы предложить коменданту города приостановить боевые действия и сдаться, поскольку немецкие войска окружены войсковой группировкой советских войск, в три раза их превышающей. Нужно все это было, чтобы сохранить город, жизнь солдат и офицеров. Мы шли втроем. Переночевали в доме какого-то адмирала. Доставили приказ, нас напоили, накормили и хотели отправить домой, но мы дождались, когда по радио объявили наше предписание, поступившее сразу от двух фронтов: от Третьего Белорусского и Первого Прибалтийского.

– Чем вам запомнилось 9 мая 1945 года?

– Мне выпала честь дежурить с 8-го на 9-е дежурным по полку. Я один, слушаю по "телефункену" разную ритмичную музыку. Вдруг стук в дверь, я говорю: "Войдите". "Товарищ гвардии лейтенант, Геер просит разрешения обратиться к вам". Это солдат моего взвода из отделения связи. Я говорю: "Слушаю, Геер". Он говорит: "Товарищ гвардии лейтенант, скоро кончится война, я приеду в свой родной город Москву, меня спросят, Геер, где ты был?" Геер скажет: "Я защищал свою Родину”. – “Чем ты, Геер, докажешь, что защищал?” – “Геер скажет, что вот у меня орден Красной Звезды и медаль "За отвагу". Это благодаря вам". Я говорю: "Ничего подобного, вы себе так не внушайте, Геер, вы совершили подвиг – вспомните, как вы восстановили связь, что дало возможность открыть огонь всему дивизиону". В это время я что-то включаю – звон колоколов, – позывные Лондона. Он говорит: "Товарищ гвардии лейтенант, сейчас будет говорить господин Черчилль". Отвечаю: "Ты что, английский знаешь?" – "Да, я знаю английский, польский, немецкий, украинский". Говорю: "Чего же ты молчал?" Выругал его. Он: "А меня никто не спрашивал". Я ему: "Слушай, что он говорит". "Он сказал, что вчера, 7 мая, подписан акт предварительной капитуляции". Я побежал в штаб, нашел контрразведчика. Он меня матом: ”Что же ты раньше молчал ?" Я откуда знал? "Сейчас же ко мне этого Геера". Я прибежал, Гееру сказал, тот собрал свой вещевой мешок. Я говорю: "Давай в штаб контрразведчиков".

7 ноября 1945 года. Мы уже были в шинелях. Я вижу, идет такой симпатичный мужчина, оглянулся: "Товарищ гвардии лейтенант, товарищ гвардии лейтенант!" Смотрю, каракулевый серый воротник, каракулевая в тон воротнику шапка. "Товарищ, это я, Геер!" Я его увидел, мы обнялись, конечно. Он говорит: "Я вернулся, сейчас у меня мастерская". Он мне потом сшил ножны для финки.

Видео: [URLEXTERNAL=https://www.youtube.com/watch?v=ulKgJ0S9Noo]YouTube[/URLEXTERNAL]/ Пользователь: Денис Мельников

Ну а в День Победы начальник караула построил все караулы, дивизионы, внутренние наряды побатарейно. Когда я вижу – построены, выхожу. Время без пяти пять, развод. Мне бежит навстречу, докладывает: "Товарищ гвардии лейтенант, развод караула построен". Начал обход, знания проверил и сказал: "Товарищи, по некоторым данным, вчера подписан акт капитуляции Германии. Возможны салюты в ночное время со стороны моря и со стороны воинских частей, наряды не должны реагировать. Вы должны соблюдать и нести службу строго по уставу, не стреляя в воздух, никаких ракет". Подхожу к своей батарее, дежурного поднял. Небо озарилось: прожектора скрещиваются, потом стрельба, ракеты, снаряды, трассирующие пули. Я сразу к командиру полка, он в отдельном домике жил, подбегаю, хотел спросить, что делать – поднимать полк или… Он вышел в накинутой шинели на плечах, говорит: "Ляшенко, поднимай полк, срочное построение с выносом боевого знамени". Побежал к себе, нас жили три офицера, они спали. Я как дал из пистолета в воздух, а в меня сапогом! "Ребята, поднимайтесь, война закончилась, победа!"

– После этого вы не раз принимали участие в парадах Победы.

– В 6 часов утра подъем. Всем дали возможность побриться, привести в порядок обмундирование, подшить воротнички, сапоги начистить, оружие. Построились как положено: первый дивизион побатарейно, второй... Вышел начальник штаба, появилась группа: автоматчики, посередине знамя наше, гвардейское. И: "Смирно! Равнение на знамя!" Знамя они пронесли мимо нас, там трибуна была построена, и около нее остановились. После этого выступил командир полка, поздравил всех с Днем Победы. Мы торжественным строем развернулись и побатарейно прошли перед начальством. Вот такой был мой первый парад. Первый парад Победы.

Ну а потом в Москве, куда я прибыл на учебу в Военный институт иностранных языков, было приказано отобрать из вновь прибывших сто человек для участия в Параде Победы. Меня назначили командиром десятой шеренги. Нам выдали парадную форму. Мундиры впервые увидели с золотыми лычками, галифе, сапоги хромовые хорошие, фуражки – общевойсковую парадную форму. До парада не надевать. Начались ежедневные тренировки по строевой, иногда два раза в день. Одиночная подготовка, потом по пять человек, потом по десять, затем по двадцать. На набережных, на плацу. Мы репетировали на Ходынском поле. Трибуны не было, Жуков стоял – машина, покрытая коврами, и какая-то подставка. Ну мы по ней и рубали. Когда мы прошли и остановились, пошел механизированный парад. Один танк остановился напротив трибуны, заглох. Танкист-капитан там сидел, командовал, его сразу до рядового разжаловали. Маршал Жуков жесткий был человек.

Я в десятой шеренге шел – это равносильно первой. Мы мизинчик в мизинчик сцеплялись и шли. Взгляд на второй этаж, улыбка, слегка набекрень фуражка, и проходили, маршировали. Вся Красная площадь была заставлена войсками фронтов. Бархатные гвардейские транспаранты, вымпела, гвардейские бархатные знамена. Они все в касках, а мы просто в фуражках. Дождик противный такой был. И мы пешком из Лефортово, мимо Курского вокзала, на площадь Дзержинского. Потом прямо на Никольскую улицу вышли и сразу остановились. Нам разрешили оправиться. Сейчас ставят вагончики, туалеты, а тогда этого не было.

Впоследствии во многих парадах участвовал – в 45-м, 46-м, 47-м годах. Ну а потом – в двух парадах, будучи ветераном. Нас одели в дорогие костюмы от Версаче, современные кепочки с кнопочками, модные, лакированные туфли! И на машинах мы проехали через Красную площадь. Я в правой шеренге, в правой машине был, как раз вплотную к Мавзолею.

Я и сейчас люблю смотреть эти парады в День Победы!

Фото: m24.ru

Сюжет: Персоны
закрыть
Обратная связь
Форма обратной связи
Прикрепить файл

Отправить

закрыть
Яндекс.Метрика