Режиссер Борис Павлович: "У людей с аутизмом нет масок, и в этом их дар"

Фото: Станислав Левшин

В Москве в рамках фестиваля "Территория" покажут спектакль "Язык птиц". В ролях – актеры театра БДТ имени Г.А. Товстоногова и студенты Центра "Антон тут рядом". Об экспериментальном проекте, в котором наряду с профессиональными артистами участвуют участвуют люди с особенностями развития, обозреватель m24.ru Алексей Певчев побеседовал с режиссером Борисом Павловичем (Б.П.) и композитором Алексеем Плюсниным (А.П.).

– Как возникла идея совместить работу труппы профессиональных актеров БДТ и детей с особенностями развития?

Фото: Леонид Селеменев

Б.П.: Все началось с того, что Андрей Могучий в БДТ начал новую художественную политику, в рамах которой театр стал позиционировать себя как открытый городу, вовлекающий в свою орбиту разные группы людей, открывающий возможности для сотворчества. И я возглавил направление социальных и образовательных проектов.

Мы работали с детьми, школьниками, педагогами. Как раз в это время мне позвонила Зоя Попова, директор Центра "Антон тут рядом" и позвала на встречу с Любовью Аркус – создателем Центра. Вместе мы за один вечер сочинили театральный проект, в котором профессиональные актеры и люди с аутизмом будут обогащать друг друга человечески и творчески. Осенью 2014 года началась наша работа.

Фото: facebook.com/alexey.pliousnine

А.П.: На мой взгляд, тут есть два ответа: один сугубо профессиональный, театральный, второй – общегуманитарный, и это большой разговор о том, что такое включение различных меньшинств в общий социум, чем это вызвано и как осуществляется. Да, и речь идет не о детях, это вполне взрослые люди.

Чтобы объединить социум, необходимо не подгонять одну(меньшую) группу под требования другой (большей) а, напротив, изменять и расширять критерии и требования большинства в угоду меньшинству. Именно этот процесс мы наблюдаем сегодня повсеместно, именно он является единственным выходом. Адаптируя этот принцип к нашей конкретной ситуации, можно сказать, что актуальным в искусстве, будет не попытка привить маргинальному меньшинству навыков, принятых у большинства (что в нашем случае обычно весьма трудно, если не сказать недостижимо), но расширение наших горизонтов во взгляде на искусство и творчество.

Проще говоря, нет смысла обучать человека с особенностями развития навыкам игры на музыкальных инструментах, в которых он заведомо находится в проигрышной позиции. Однако именно искусство позволяет взглянуть на ситуацию шире и попытаться найти то, что отличает "их" от нас, что часто придает их творчеству особые, часто недоступные нам черты, такие как аутентичность, бесхитростность, искренность, непосредственность, свобода от клише. Всякий художник скажет вам, что эти характеристики зачастую важнее ремесленнических умений и навыков.

– Существует ли подобная практика в мировой театральной традиции? Кто первым обратил на это внимание, существуют ли эти спектакли в рамках традиционного театра или здесь лучше говорить о каком-то отдельном направлении?

Б.П.: Да, прецеденты есть – и Андрей Афонин в сотрудничестве с Центром драматургии и режиссуры, и "Прикасаемые" в Театре Наций, и другие опыты взаимодействия "особых" актеров с условно традиционным театром. Уже который год проходит фестиваль "PRO театр", где выдающийся деятель "особого" театра Наталья Попова собирает коллективы со всего мира. Безусловно, это отдельные прецеденты, которые пока еще не стали широким движением. Но можно заметить определенный интерес, который возникает у театральных профессионалов к "особому" театру – параллельно нашей "Встрече" начинает работу еще одна группа на базе "Небольшого драматического театра" под руководством Льва Эренбурга, там процессом руководит режиссер Вера Попова.

В ЦИМе буквально на днях состоялась премьера спектакля "Женитьба" проекта "Соединение", тоже инклюзивного. А в Екатеринбурге в ТЮЗе начались репетиции проекта "ЗаЖивое". Так что есть, как говорится, "осторожный оптимизм".

А.П.: Мое знакомство с инклюзивным театром началось с совместной работы с московским театром-студией "Круг 2" под руководством Андрея Афонина. Вот кто истинный знаток и один из пионеров. Кстати, его театр за спектакль "Отдаленная близость" получил "Золотую Маску"!

Фото: Станислав Левшин

– Как состоялось ваша знакомство с Центром "Антон тут рядом"?

Б.П.: Удивительно, но вначале я зашел в Центр просто с улицы – из любопытства. В Петербурге он с первых дней был выдающимся явлением, и меня так и тянуло пойти и взглянуть своими глазами. Я сходил, провел там полдня, впечатлился, хотя и подумать не мог, что через год уже буду близким человеком этого волшебного места.

А.П.: Несколько лет назад я был под Суздалем в летнем театральном лагере московского инклюзивного театра-студии "Круг 2". Вместе с московскими студийцами там была и группа студентов из питерского Центра "Антон тут рядом" во главе с его учредителем и вдохновителем, замечательным кинорежиссером и уникальным человеком Любой Аркус. Она предложила мне попробовать заниматься музыкальной терапией в ее Центре, предоставив полную свободу действий. Это был настоящий творческий и гуманистический вызов для меня, я не мог пропустить такой шанс. И оказался прав, как и она, надеюсь.

– В чем сложность и каковы особенности работы с вашими актерами, с той частью труппы, которую составляют люди с особенностями развития? Вероятно, не все и не всегда понимают режиссерскую задачу и способны наравне с актерами труппы работать по привычной коллективной схеме?

Б.П.: Ужас как раз в том, что мы постепенно зарастаем этими самыми "привычными коллективными схемами", а студенты Центра нас от них отучают. Каждый спектакль вне зависимости специфики участников – поиск уникального для именно этого коллектива языка. И чем разнороднее, чем парадоксальнее состав, тем выразительнее язык. Так что нашу эклектичность можно считать особенностью, но никак не сложностью. Потому что если обычно в репетициях спектакля главная проблема – как выскочить из штампов, найти нечто непредсказуемое, новое, то тут каждая репетиция – новость и спонтанность. И специфика заключается уже в том, как лучшие находки зафиксировать, вынести на зрителя.

– Каким образом к вам в труппу попадают особенные актеры и по каким критериям проходит отбор?

Б.П.: Это полностью прерогатива Центра – формирование группы было связано и с желаниями самих ребят, и с пожеланиями психолога, и с графиками занятости. Скажем так, никакого специального кастинга не было.

– Почему для постановки выбрана поэма суфийского персидского мыслителя Фарида ад-Дина Аттара? Она каким-то образом соответствует задаче, возможно, ее воплощение на сцене подобным образом несет определенный смысл?

Б.П.: Мы долго искали материал – это не могла быть пьеса с распределением ролей или вообще какой-либо материал, который провоцировал бы на сравнение с конвенциональным театром. С другой стороны, мне хотелось найти литературу, которая заключала бы большой потенциал образности, парадоксальности, соответствующей нашему странному коллективу. И в один прекрасный день – в начале весны 2015 года – хореограф Алина Михайлова принесла "Язык птиц". И все совпало: и история путешествия группы, и абсурдистское обаяние суфийских притч, и даже сам образ "птичьего языка" – способности понимать друг друга, устанавливать контакт минуя рациональный уровень толкования.

– Как долго длится процесс подготовки спектакля? Подвергается ли он определенным коррективам, возникающим из-за адаптации для непрофессиональных актеров? Бывает ли, что актеры неожиданно находят нетипичный поворот, который гармонично меняет исходный вариант?

Б.П.: С момента начала занятий до премьеры прошло полтора года. Но репетиции этюдов к поэме заняли меньше времени – где-то полгода. Все, что вошло в спектакль – это результат общих импровизаций, в которых невозможно вычленить, кто что конкретно придумал. Это творит уже коллективный разум. И с нетипичными поворотами у нас все в порядке! Очень помог в работе над спектаклем летний лагерь, который длился две недели в августе прошлого года. Именно тогда, в отрыве от цивилизации, мы сочинили костяк будущей постановки.

Фото: Станислав Левшин

– Возможно, найдутся те, кто обвинит вас в том, что, работая с детьми с особенностями развития, вы таким образом придаете вашей постановке особую фишку, на которую пойдут посмотреть как на что-то экзотическое. Что бы вы ответили на это?

Б.П.: Честно говоря, я тоже разрешаю зрителю неисповедимыми путями попадать на мои спектакли – иногда мотивация "мимо проходил" приводит самых верных в будущем друзей. Перекосы массового сознания, переполненного ксенофобией, нетерпимостью, подозрительностью, негативным ожиданием и так далее – это то, с чем мы ежедневно имеем дело. Да, люди сегодня редко идут куда-то с открытым сознанием и распростертыми объятиями. Это так. Но обвинять или презирать людей за их социальные шоры – это тоже шовинизм. Я предоставляю людям шанс, оказавшись на нашем спектакле, изменить отношение и к людям с аутизмом, и к театру.

А.П.: Я бы ответил, что все зависит от поставленных целей и системы ценностей которой я следую. Фишка – так фишка. Отлично, если эта цель благородна. Для меня на первом месте всегда будут стоять интересы ребят и решение проблем, связанных с их адаптацией в обществе. Хотя не скрою, что казавшиеся мне поначалу малоперспективными творческие задачи все больше и больше занимают мое внимание теперь.

– Как создавалось музыкальное оформление спектакля, была ли музыка написана специально или здесь имеет место некий импровизационным момент?

А.П.: Как практически все мое творчество, музыка к спектаклю изначально импровизационная. Она остается такой в силу того, что мы исполняем ее вживую, находясь на сцене и используя звуки, создаваемые самими актерами. Но оформление спектакля – это не только моя музыка, важную роль играют песни, которые поют артисты под руководством моей партнерши – замечательной фольклористке из БДТ Ани Вешняковой. Она также играет в течение всего спектакля. Мы используем весьма широкий спектр инструментов и звуков: от средневековой колёсной лиры, до современного нойза и авангарда.

– Судя по тому, как взаимодействуют ваши актеры вне репетиции, я имею в виду неформальное общение, складывается впечатление, что они проходят определенную подготовку для общения со своими коллегами-непрофессионалами. Так ли это? Или такое общение – абсолютно естественный процесс?

Б.П.: Нет никакой специальной подготовки. Люди – это люди. Оказавшись в дружественной среде, они раскрываются. Вот и весь секрет. Это относится и к тем, и к другим. Создать такую доверительную атмосферу – моя задача. Дальше – вопрос процесса.

А.П.: Все, что делают люди с особенностями развития в подавляющем большинстве случаев естественно и непосредственно. Они лишены таких мотиваций, как умысел, в них нет зла, они открыты, даже когда закуклены в своем аутизме. А когда ты общаешься с человеком бесхитростным, открытым и искренним, то нет смысла вести себя по-другому самому. У них нет масок, потому нет смысла нам носить свои маски при общении с ними. Это величайший их дар, отдохновение души, измученной бесконечным лицемерием и игрой.

– Какая реакция на вашу работу со стороны публики и критиков? Что вы рассматриваете как первоочередную задачу в работе с Центром "Антон тут рядом" – возможность почувствовать актерами свою адаптированность в обществе или раскрытие новой грани в театральном искусстве, которая автоматически решает и первую задачу?

Б.П.: У меня один закон: занимайся тем театром, который ты сам хочешь смотреть. Я ощущаю в первую очередь дефицит эмпатии – способности понимать и чувствовать людей, не похожих на вас. Театр – это место встречи. Чем сильнее непохожи участники процесса, тем больше потенциал художественного и человеческого впечатления. Сегодня, мне кажется, одно от другого неотделимо. Меня, например, вряд ли сможет впечатлить какое-то открытие в области художественного языка. Если я не ощущаю жизненного поступка в художественном жесте – он мне неинтересен. Так что если мы и занимаемся терапией, то в первую очередь терапией самих себя – напоминаем, что если спектакль не изменил жизнь хотя бы одного человека, то это фуфло, а не театр.

А.П.: Думаю, во многом реакция публики пока сильно ангажирована социальной спецификой, жалостью, эмоциями, непривычностью происходящего и прочими чертами, сопутствующими появлению чего-то нового. Мы находимся в самом начале большого пути, и пока рано делать глобальные выводы, хотя не признать того факта, что проекты, подобные нашему театральному или моему оркестру, уже несут зерно свежего и перспективного. Решение творческих задач поможет нам в решении социальных. А для чего еще нужно творчество, если не сделать нашу жизнь глубже, лучше, ценнее?