Собянин: в Москве начинается подготовка к новому отопительному сезонуПетр Налич впервые даст концерт на площадке под открытым небом "Зеленый театр ВДНХ. Сцена на воде" 12 и 13 июля. Сегодня Налич не просто автор песен в стиле "веселые бабури", он востребованный оперный исполнитель и театральный композитор.
Накануне концерта корреспондент портала Москва 24 Наталья Лучкина поговорила с музыкантом о возрасте, любви русских к текстовым песням и гневных письмах.
Фото: портал Москва 24/Антон Великжанин
Вот уже 11 лет прошло с тех пор, как в сети появился "тот самый" ролик, но почему-то до сих пор ваше имя у многих ассоциируется с "Гитарр". Хотя в новом материале вы ушли от иронических высказываний, а музыка стала скорее абстрактной, чем народной. Во-первых, почему вы решили так кардинально сменить курс?
Настроение Guitar и первого моего альбома "Радость простых мелодий" тогда полностью соответствовало моему состоянию на 25-27 лет. Это не значит, что я сегодня стал мрачным и грустным, просто тогда был период затянувшегося детства, юношества, который прекрасно выражался в простых мелодиях, в ироничных легких текстах. В какой-то момент я понял, что исполнять это сегодня мне совершенно не интересно. И второй, очень важный фактор – радость узнавания зрителем. Когда некоторым образом выступаешь в роли "караоке": ты поешь, а публика подпевает. С таким же успехом я мог включить фонограмму. Я не говорю, что это плохой формат, просто мне это не нужно.
Были попытки включить в программу что-то новое, но мощь первого альбома, его настроенческая составляющая настолько сильны, что какие-то сложные, абстрактные вещи на концертах уже не работают, и заставить публику их прочувствовать не получается. Все так или иначе пребывают в таком вот благостно-ироничном состоянии. И оно не дает шагнуть ни вправо, ни влево.
Все-таки довольно непривычно для аудитории, которая пришла послушать "Дачу" или "Крылья", столкнуться вдруг с чистым инструменталом.
Да, тебя сразу начинают крыть матом. И единственный вариант – просто "обрубить" эту аудиторию и сказать: "Нет, ребята, я вот этих качевых песен теперь не пою". Несколько лет назад была пара концертов, когда зал просто меня "зашикивал", кто-то кричал: "Петя, ты обманщик!" Было тяжело, но вместе с этим формируются какие-то бойцовско-музыкальные качества.
Они у вас еще после "Евровидения" появились. Ведь сколько обвинений было, что вы в лирику ушли...
Да-да, и то, что я продался попсе, потому что до этого вокруг меня был такой богемный ореол. И вдруг – "махровейший" конкурс и Налич. А сколько я гневных писем получил, что я, цитирую: "с таким ужасным материалом представляю Россию – Великую державу".
Фото: портал Москва 24/Антон Великжанин
Мне кажется, у нас инструментальная музыка мало востребована, если не брать в расчет академическую, конечно.
И я недавно понял одну из важных причин, почему это так. Есть у нас традиционное отношение ко многим вещам, и к музыке тоже: главное, чтобы работало, а дальше – нам и не нужно. И вот для этого "чтобы работало" достаточно поставить плохой аппарат, необязательно закладываться в акустику помещения и так далее. А потом приходят молодые ребята, которые хотят играть инструментальную музыку, и у них получается очень грязно, они сами "обламываются", в зале стоит гул, никто ничего не понимает. Начинаются эти крики: "Да спой ты уже!" А потом еще удивляются, зачем вы за это взялись, русские ведь традиционно слушают текстовую музыку.
Мне кажется, что дело не в традиции, а в том, что сегодня композитор просто не может донести материал до слушателя. Очень мало площадок, где есть хорошая акустика, хороший аппарат, пульт, тракт. А вот спрос как раз-таки есть, публике хочется большего. Когда-то выходил на сцену горячо любимый мною Владимир Высоцкий, была у него гитара и голос – и все, а больше ничего и не нужно. И этот формат задает интонацию на много поколений вперед. Думаю, что буквально в течение пяти-десяти лет нас ждет гораздо больше нового, интересного инструрментала. Мне и самому это интереснее, на концерте инструментальной составляющей будет больше, а из старого репертуара – максимум процентов 15 от всей программы. Просто раньше мне хотелось пребывать в атмосфере легкого, ироничного существования, а сейчас нет.
Вообще ирония и юмор сегодня отлично продаются, в музыке – так особенно.
Да, но я считаю, что писать музыку и текст нужно, исходя из принципа: "это важно для меня", а не "я смогу это продать". Этот подход и отличает настоящего художника, а я все-таки хочу себя считать таковым. Может, про меня потом будут говорить: "Ну, на старости лет он начал писать какую-то фигню". Ну, что поделать. Мне не кажется, что для артиста главное – обладать каким-то определенным индексом цитируемости или рейтингом. Конечно, здорово иметь свою аудиторию, которая тебя понимает. Но всем понравиться – это утопия.
Что касается юмора, шутить на профессиональном уровне довольно сложно. Сегодня есть отличные комики, есть очень выигрышный жанр stand up, есть замечательные юмористы, вот, например, Дмитрий Романов. Но, я думаю, если вы его лет через десять попросите пошутить, столкнетесь с агрессией. Я уверяю, он пересмотрит свой материал и скажет: "Это что я вообще писал такое в 26 лет?"
Фото: портал Москва 24/Антон Великжанин
К слову, сегодня шутят обо всем, от секса до Христа. В этом плане у вас есть свои границы? Вас могут задеть религиозные штуки?
Думаю, что могут, но это вопрос их качества и моих границ. Есть, например, отличная шутка в "Бивис и Баттхед". Когда они вспоминают, кто такой Христос, не могут никак вспомнить, и Бивис говорит: "Да, это было так давно, еще в шестидесятые". Но есть юмор и пожестче. Мои близкие друзья, которые от религии далеки, шутят довольно остро, чтобы меня поддеть. Я, как правило, не реагирую.
Вы вообще религиозный человек?
Да.
Религиозный или верующий?
Я хочу считать себя верующим. Но ведь вера – такая сложная вещь, путь к ней безграничен. Верующий человек может говорить на всех языках, и его змеи не кусают –так написано в Евангелие. До этого мы не дошли пока. Все мои творческие дела – это механизм построения духовного роста, как бы это высоко ни звучало.
В 2011 году австралийская группа The Axis Of Awesome сняла забавный клип о том, что все музыкальные хиты, по сути, состоят из четырех аккордов. Там и U2, и Bon Jovi, и Леди Гага, и даже The Beatles...
Да-да, у нас был такой же эксперимент: мы по кругу пели песни на одни и те же аккорды. Один пел: "Не спешите нас хоронить", другой – "Все идет по плану", а я – что-то из Джоан Осборн. Очень много песен строится на четырех аккордах, нужно это принять и искать свой путь. Послушайте Вивальди – там зачастую звучат одни и те же три гармонии, и это гениально. В фанке – вообще одна или две гармонии. Просто – не значит плохо. Это же вопрос восприятия: кто-то смотрит на улицу и видит картину "Трамвай и небо", а кто-то говорит: "О, здесь гравием засыпали, а тут решетку поставили".
Фото: портал Москва 24/Антон Великжанин
Вы часто смотрите ролики на YouTube? Может, кого-то для себя открыли в последнее время?
Полгода назад меня друзья замучили: "Ты там сидишь, варишься в своем соку, уже перебродил, как уксус, посмотри, что народ творит". Это все про рэп-баттлы было. Я посмотрел. Что-то более остроумно, что-то – менее, но никаких восторгов у меня не было. Просто у каждого поколения есть своя волна, свой выброс: панк-рок, русский рок, рэп тот же. Но русский рэп не вчера появился. Был же Дельфин, например. Я помню, как в 12 лет мы с приятелем его песни разучивали. Тем более, что у меня все открытия случайны. Вот три года назад посмотрел с детьми "Гадкий Я" и узнал про Фаррелла Уильямса. А из российской новой сцены мне сложно кого-то выделить. Послушал вот недавно одну песню "Монеточки".
И как вам?
Ну что, довольно иронично. Что-то есть общее с моим прошлым стилем.
Мне кажется, вам Хармс очень нравится. По крайней мере, в ваших текстах была эта поэзия абсурда.
Это, безусловно, влияние было. Был и Эжен Ионеско, и Сэмюэл Беккет. Сначала, конечно, "В ожидании Годо", а потом уже "Моллой" и другие романы. Мне кажется, это правильно, когда человек не заворачивает себя, в конкретные жанры и направления. Вообще, что такое человек? Я в одной очень хорошей книжке прочитал: "Человек – это значит "я могу иное". Ты сам загоняешь себя в стереотип. Я занимаюсь оперным вокалом и как-то мне, например, подумалось, что я хочу быть как Паваротти или как Марио Дель Монако. И что получается? Как в "Евгении Онегине": "А уж не пародия ли он?" Это сидит в каждом человеке, мы пытаемся себя "заформатить", сделать копией чего-то общепринятого, потому что иначе становится страшно от того, что ты – непонятно что. А на самом деле, каждый человек – это непонятно что.
Фото: портал Москва 24/Антон Великжанин
На какой возраст вы себя ощущаете?
Я с детства себя чувствую старичком, потому что я такой спокойный, разумный, в компании я был тем человеком, который говорил: "Давайте все-таки не будем ссориться, ребят". Но и "детского" во мне много.
А был кризис тридцати лет?
Да, безусловно, когда твой modus vivendi уже не "канает". Ты делал так, и было круто в течение десяти лет, твои настройки на мир, фильтры, цели... А после 30-ти ты понимаешь, что они не работают. И нужно изобретать свой "велосипед". Вообще человек соткан из комплексов: тут тебя обругали, там девушка обидела, здесь назвали певцом-однодневкой. Эти вещи в тебе роятся, и когда ты их не контролируешь, они гасят и мутят тебя. Почему ты грустный? Потому что ты боишься, что ты полное дерьмо. Есть знаменитая восточная речевка: "Совершенный человек превращается в толкущего рис, когда начинает толочь рис".
Что в вас все же поменялось?
До 30 лет искусство для меня было идолом. Но сейчас я считаю, что искусство – это средство для человека, чтобы что-то в себе сдвинуть или настроить. Все-таки человек – это значит "я могу иное".
Лучкина Наталья
