Собянин: москвичи выберут концепции благоустройства 8 общественных пространствСетевое издание m24.ru запускает проект "Поколение". Вы узнаете историю пяти десятителий – от 60-х прошлого века до нынешних "нулевых" – через рассказы участников событий.
Фото: ТАСС/Марк Редькин
Именно кумиры "шестидесятников" стали первыми подлинными героями своего времени и во многом определили культурных лидеров и приоритеты для грядущих поколений.
"Семидесятники", несмотря на то, что в полной мере застали ватные времена "застоя" (как и последующие "восьмидесятники"), при кажущемся отсутствии информации из внешнего мира, тоже не могли пожаловаться на "неинтересные времена". Ну, а что говорить про поколения 90-х и "нулевых", когда информацию нужно было уже не доставать, а фильтровать?
Исследуя поколения, мы условно обозначаем возрастной промежуток от 16 до 25. То время, когда восприимчивость ко всему новому и формирование личности максимально взаимосвязаны.
Интересно, что при значительном полувековом разрыве, различных социальных укладах и языке изложения, представители всех этих поколений отчетливо схожи. И дело тут не только в определенной преемственности.
В первую очередь, всех их роднит восприимчивость не к упорно навязывемому, а к Настоящему.
Не так уж принипиально, кто ограничивает к нему доступ – строгий человек с пачкой запрещающих документов или его собрат с толстым кошелком, создающий искусственные "форматы" и барьеры всех мастей. Гораздо важнее, что никто из них не повлияет на основной выбор молодых людей, настойчиво ищущих что-то свое – неформальное, неформатное и интересное.
С представителями пяти поколений пяти десятилетий беседовал обозреватель m24.ru Алексей Певчев.
Рассказывает: Нонна Келдыш
В то время: студентка МГУ
"Я училась на мехмате МГУ, где бурлила активная жизнь, в том числе и общественная. Например, мы ездили с агитбригадой по селам, несли культуру в массы. Одно из моих самых ярких впечатлений от учебы на первом курсе – концерт Высоцкого. Он выступал в аудитории № 002 и пел прямо с кафедры. Люди ломали головы, падая со столов, но все равно ничего не было видно.
В университет приезжал Шекспировский королевский театр, читал стихи Александр Есенин-Вольпин. Около станции метро "Маяковская" каждую субботу выступали Вознесенский, Евтушенко, Ахмадулина. Конечно, все мы рвались на Таганку – на "Пугачева", на "Зори здесь тихие". Помню, что после "Зорь" я долго не могла понять, в каком месте нахожусь. Настолько сильное они производили впечатление.
На пластинках мы слушали "Реквием" Моцарта и Новеллу Матееву. Записи Окуджавы, Визбора и Высоцкого приходили на пленках. Мы слушали их там, где чаще всего собирались. Например, в общаге МГУ. Чтобы туда пройти, покупался батон хлеба: ты как бы идешь домой, а на самом деле к друзьям – петь, выпивать, танцевать, всячески хулиганить, но главное – общаться.
Высоцкий выступал в аудитории
и пел прямо с кафедры
Мы читали Курта Воннегута "Бойня номер пять, или крестовый поход детей", "Шум и ярость" Фолкнера, "Очарованную душу" Ромена Роллана. Смотрели "Простую историю" с Ульяновым и Мордюковой, "Мне 20 лет". Западное кино вроде "Мужчины и женщины" мы увидели уже позже: в 1966 году, в Доме ученых, с моим мужем Петей и его отцом – академиком Мстиславом Всеволодовичем Келдышем. На свадьбу мне подарили маленький синий томик Пастернака, а потом кто-то его взял почитать и не отдал.
Вообще, на мехмате собирались, как говорила моя подруга, "сливки общества", так что все, что было на тот момент актуально, у нас появлялось практически сразу.
Фото: ТАСС/Владимир Савостьянов
Рассказывает: Наталья Казакова
В то время: студентка института Мориса Тореза
"Первым прорывом был VI фестиваль молодежи студентов в Москве в 1957 году. Мы еще школьниками участвовали в его подготовке, прокладывая на субботниках Восточный луч (ныне Комсомольский проспект), ведущий к "Лужникам". Сам фестиваль стал потрясающим событием – круглосуточные песни и танцы на улицах, встречи со студентами из разных стран.
Когда я уже училась, мы с ночи вставали за билетами на Таганку и в "Современник". На Таганке мне запомнился очень яркий спектакль "Десять дней, которые потрясли мир". В "Современнике" – "Двое на качелях" с блистательной Татьяной Лавровой. У входа стояли любимые артисты (Высоцкий, Золотухин) и "революционные матросы", которые накалывали билеты на штыки. Удавалось посещать практически все постановки, поскольку билеты стоили не больше трех рублей.
Бегали на поэтические встречи у памятника Маяковскому и в ДК МЭИ. Особенно запомнился вечер, когда в последний момент изменили место выступления Высоцкого. Тысячная толпа неслась по Красноказарменной улице, чтобы занять места в зрительном зале, где уже все висели гроздьями на всем, на чем можно было висеть. Уже позже, в фильме "Мне 20 лет", мы узнавали себя, сидящими на ступеньках Политехнички.
Из книг назову "Не хлебом единым" Владимира Дудинцева. Ну и, конечно, журнал "Юность". Подписаться на него было очень сложно, поэтому делали это коллективно, чтобы потом передавать друг другу. В нем были опубликованы "Затовареннная бочкотара" и "Коллеги" Василия Аксенова. Кстати, в это время у станции метро "Спортивная" построили гостиницу "Юность" в нетипичном для тех лет модернистском стиле. Там снимали фильм "Коллеги".
Под одеялом читали выданного
на одну ночь "Доктора Живаго"
Появились первые пластинки с западной музыкой, которые после "Ландышей" звучали впечатляюще. Это были джазовые записи и песни французских шансонье. В очень плохом качестве, но с восторгом слушали на катушках Галича, Высоцкого, Окуджаву. Любимейшую Бэллочку Ахмадулину мы могли читать наизусть с любого места. Стихи мы перепечатывали на машинках, скрываясь от начальства, а под одеялом читали выданного на одну ночь "Доктора Живаго" Бориса Пастернака. Ездили в Переделкино на его могилу.
Мы сохранили свои школьные связи и круг друзей. Ходили в походы, где пели песни Окуджавы, Визбора, Высоцкого. Знаменательным стал момент, когда многие мои друзья переехали из подвалов и коммуналок в маленькие, но отдельные квартиры в "хрущевках". Все были полны надежд. И тот период вспоминается как очень многообещающий. Казалось, что все время было солнечно".
Фото: ТАСС/Виктор Кошевой
Рассказывает: Юрий Байков
В то время: рабочий, студент вечернего отделения МЭИ
"Я вернулся из армии, работал на "почтовом ящике" и учился. Молодежь в это время ловила все, что выходило, и можно было купить на "черном рынке". Появился "самиздат" и "тамиздат". Какие-то неопубликованные здесь вещи выходили на русском языке на западе, а у нас их перепечатывали на машинке и распространяли.
Купить все эти перепечатки можно было на том же "черном рынке", который находился у памятника первопечатнику Ивану Федорову рядом с магазином "Букининст".
Джазовые концерты я не посещал просто потому, что у меня нет ни голоса, ни слуха. Зато мы активно ходили в Театр на Таганке и в "Современник", слушали Галича. Я был очень политизирован, и Галич мне нравился своим неприятием того, что происходит. До сих пор не пойму, каким непостижимым образом удавалось его записывать, а потом тиражировать эти записи.
Молодежь в это время ловила все, что выходило, и можно было купить на "черном рынке"
Поэтические вечера проходили не только в Политехническом музее, но и на больших стадионах. Например, в "Лужниках". Выступали не только Роберт Рождественский, Андрей Вознесенский и Белла Ахмадулина, но и целая плеяда молодых поэтов, которых незаслуженно (а может, заслуженно) забыли.
Мой старший брат – художник – часто брал меня с собой на какие-то вернисажи, которые проходили не в галереях, а в мастерских. Собраться так, чтобы никто не мешал пообщаться, было сложно. И за этим мы ездили узким кругом в Переделкино к нашей школьной учительнице Юлии Васильевне. Или просто за город. Потом у нас с женой появилась своя квартирка в "хрущевке". И раза три-четыре в неделю мы обязательно собирались у нас".
