Собянин рассказал о развитии дополнительного образования в МосквеПосле премьеры "Травиаты" на Дягилевском фестивале этого года публика пресса открыла для себя новую интересную личность в мире оперы – Надежду Павлову. Она второй раз попала в номинанты фестиваля-премии "Золотая Маска", получила вместе с Теодором Курентзисом и Робертом Уилсоном коллективный приз Ассоциации музыкальных критиков. Если верить худруку Пермской оперы, то на нее как из рога изобилия сыплются предложения от авторитетных европейских организаций. Курентзис прочит ей большую мировую карьеру.
Надежда Павлова рассказала m24.ru о начале своего пути, репетициях с одним из культовых режиссеров современного театра и о том, что на самом деле ценно в жизни.
Фото: permopera.ru/
– Впервые ваше имя громко прозвучало в пермских проектах, но начинали вы в Петрозаводске. В каком репертуаре вы были заняты и насколько ценен для вас этот этап карьеры?
– Помимо пения мне приходилось выполнять работу "не по специальности". В Русском театре в Петрозаводске не было классического оперного репертуара, который давал бы мне возможность развиваться. Приходилось обслуживать нужды театра – выступать в мюзиклах и даже играть в драматических спектаклях. Театр тогда соединял две труппы – драматическую и музыкальную.
– То есть азы системы Станиславского вы постигали на практике.
– Когда я пришла в театр после консерватории, поняла, что ничего не знаю. Испытала такие же ощущения, как любой выпускник университета, попавший в самую гущу производственных процессов. Нужно было учиться заново. Драматическая труппа – совершенно иная планета, отличная от музыкального общества. Тогда мы существовали на другой сцене и назывались Русским музыкальным и драматическим театром. Обе труппы работали вместе, и это был очень мощный актерский тренинг. Но на тот момент я этого не понимала. Приходилось играть даже в сказках, что, конечно, тоже требовало сил. Мне нужно было пройти эту школу, чтобы научиться более эмоционально подавать себя на оперной сцене. Теперь мне проще выполнить какие-то чисто актерские задачи, продиктованные режиссером.
– Пермская опера стала для вас профессиональным вызовом?
– В Перми меня поддержали и, что очень важно, поверили в меня. Я считаю, любой исполнитель – инструмент в руках дирижера. Он может сыграть на мне все, что ему угодно. Это не значит, что один прилагает усилия, а другой нет. Чтобы получилась эта смычка, нужно обладать определенными качествами – такими, как гибкость. Я полностью доверяю Теодору Курентзису. Не сказала бы, что в жизни мы очень близкие друзья, но в работе мы – единое целое. Он открывает такие нюансы, которым никто никогда в жизни не научит. Кроме этого, стимул развиваться порождает конкуренция – в Пермском оперном очень сильная труппа. В таких условиях ты не можешь не расти в профессиональном плане.
– Насколько вы оказались готовы к специфическому стилю театра Роберта Уилсона?
– Уилсон работает как психолог, который хорошо чувствует людей. Он в один момент разложил меня по полочкам, нашел слабые места, на которые надавливал во время репетиций. Когда обсуждали с ним Виолетту в третьем акте, он рассказывал истории из своей жизни и помогал найти нужное эмоциональное состояние.
– Но эстетика этой постановки "Травиаты" такова, что внешние эмоции полностью убраны внутрь.
– Да, драматическая работа скрыта в глубине. Уилсон говорил, что я должна улыбаться и при этом ощущать боль моей героини. В кульминационный момент последнего акта Виолетта прощается с жизнью, но я улыбаюсь, и мне еще больше хочется плакать. В этом и есть ключ ко всей его психологической концепции. Это отражается на голосе – появляются новые краски, музыка обретает необычное звучание. Уилсон говорил, что Виолетта должна быть как сталь и бархат – и сильная, и мягкая. Мы никогда не смотрим на партнеров, но чувствуем их спиной. То же самое с дирижером: мы интуитивно чувствуем друг друга – и в этом есть какое-то отработанное волшебство. Первое время это давалось очень тяжело.
– У вас были специальные тренинги?
– Ассистенты Боба выстраивают все мизансценические точки, чтобы сам Уилсон приехал к готовому каркасу. Они занимались с нами пластикой, учили определенным образом ходить, ставить руки, направлять взгляд. Конечно, все это требует дисциплины и концентрации. Физически было тяжело – болели руки, ноги. После каждой репетиции хотелось подольше полежать на массажной кровати. А потом я втянулась. На сцене возникает чувство азарта, и в скрупулезно выставленном свете Уилсона, в непривычной пластике находишь естественность.
Фото: permopera.ru
– Пермская "Травиата" запустила перезагрузку в вашем понимании этой музыки?
– Перезагрузка произошла у всех, кто видел этот спектакль и участвовал в нем. Многие "Травиату" воспринимают как заезженную, даже попсовую оперу. Курентзис же подал материал авторски. Каждая новая постановка уже спетого произведения обновляет исполнительские представления о нем. Но эта постановка "Травиаты" неземная, другого измерения. При этом, на мой взгляд, он все сделал так, как задумывал Верди. Разница в том, что Теодор не упускает из поля зрения детали, которые обычно остаются за скобками. Он феноменальный музыкант. Я заметила, что намного увереннее пою вещи, которые мы с ним сделали. Если Теодор сделал с тобой какую-то партию – ты будешь исполнять ее стопроцентно гениально.
– Теодор не устает повторять о ваших заграничных ангажементах. Насколько вы амбициозны?
– Контракты с зарубежными оперными домами возможны. Любой театр заинтересован, чтобы его артиста приглашали – это дело престижа. Конечно, ты можешь возложить все надежды на какой-то определенный театр, но никогда не знаешь, как сложится судьба в новой труппе. Везде свои звезды, и тебе в любом случае придется доказывать свое место. Когда я пришла в Пермский театр, рядом стояла Надежда Кучер – мне было на кого равняться. Здесь я могу реализовать себя. Может, мы в чем-то несовершенны, но мы смелые, готовы на поступки, не боимся трудностей, открыты инновациям. Наш симфонический оркестр – музыканты великолепного уровня.
– Вместе с Теодором и Робертом Уилсоном вы стали лауреатом Ассоциации музыкальных критиков. Пермь возлагает на вас надежды на фестивале "Золотая Маска". В чем для вас заключается наивысшее признание?
– Мои родители воспринимали мои успехи с большой радостью, но никогда об этом не говорили. Когда начали выходить критические статьи после "Травиаты", все в восторженных тонах, папа сказал: "Я горжусь тобой". На тот момент это было самое важное признание моих успехов, главные слова в жизни. Конечно, мне безумно приятно получать похвалу Теодор: "Ты пела как никогда". Обычно после спектаклей дирижеры стремятся акцентировать внимание на дальнейшей шлифовке нюансов. С Теодором все иначе.
Может, я неправильно живу, но радуюсь тому, что есть в моей жизни. Стараюсь делать свою работу честно и с удовольствием. Мечтаю о том, чтобы мой сын вырос достойным человеком. Простые женские мечты…
