Новости

Новости

20 декабря 2013, 11:29

Культура

Художник Сергей Лоцманов: "Цифровая среда стала абсолютной тиранией"

В "Галерее 21" проходит выставка художника Сергея Лоцманова "Бинарный дом". Автор впервые в своей карьере представил живописные полотна, отойдя от привычной ему графики. Лоцманов попытался создать свой собственный язык, основанный на геометрических структурах мир, по-новому показав привычные вещи.

M24.ru узнал у Сергея значение основных картин, причины, по которым он выбрал живопись и особенности созданного им языка.

Сергей Лоцманов. Фото: M24.ru

Dead End

Работа называется Dead End – в ней две проекции, уходящие в перспективу. В результате в центре образуется фигура с повышенной контрастностью. Если центр немного сместить, то можно достроить объемный куб. То есть здесь плоскость, которую можно представить, как объемное, Декартовское измерение.

В целом, композиция калейдоскопическая, смотря на которую в нашем воображении могут происходить трансформации. При этом имеет место режим включенности – все очень просто, я практически не смешиваю краски.

Dead End (справа). Фото: M24.ru

Это достаточно демократично, так как любой может закрасить, но для меня важна сама идея. Второй режим – исключенности – не каждый может придумать и обосновать эту игру языков. Искусство и живопись, основанные на этих двух режимах, могут сказать много полезного. Если художник сумеет свою технику довести до того, что она визуализирует его идею, то это будет работать.

Художник – фигура ответственная, но свободная. Он должен постоянно выстраивать отношения с обществом и властью, доносить свой взгляд, отличный от академической системы.

Sleep By Sleep

Sleep By Sleep. Фото: M24.ru

С виду это обычная геометрическая абстракция, но если присмотреться, то можно увидеть мир, пейзаж, сконструированный на основе отдельных геометрических плоскостей. Здесь, например, математически точно рассчитанный ритм, а ритм – это производство, sleep by sleep или step by step.

Часы - это механизм по производству секунд, принцип организации общества. Через mp3, компьютерные игры люди находятся в режиме механической включенности, когда все считывается на автомате. Этот ритм никогда не заканчивается, он где-то сгущается, а где-то растягивается, а сон оказывается лишь симуляцией отдыха.

"Эмоции"

"Эмоции" (слева). Фото: M24.ru

Художники интересовались измерениями, сюрреалисты бессознательным, классики до этого рисовали на тему мифов. Я тоже обращаюсь к этим мирам, но только когда мне удается их схематизировать. При этом мне важно не выразить собственные эмоции, а показать, как они работают. Эмоция – это что-то, что мы выталкиваем из себя во внешний мир. Такова ее природа, что эмоция возвращается к нам обратно. Здесь, например, перспектива уходит вдаль, но одновременно форма в центре агрессивно вывернута навстречу взгляду .

"Последний бастион"

На открытии один посетитель-математик сказал: "У вас везде правильные геометрические формы. Здесь в середине что-то знакомое, но я не могу понять что". На самом деле зеленоватый контур посередине – это план бастиона "вид сверху". Его форма, объем также вывернут наизнанку.

"Последний бастион". Фото: M24.ru

Получается взрыв и пустой знак в центре - это метафора отсутствующего центра. Многие художники, кинорежиссеры, которые обращаются к теме власти, задаются вопросом "Где пребывает власть?" Она может находиться в самих адептах или вне их. То есть последователи выступают трансляторами, а в центре может быть пустота.

Триптих "Планета Карта"

Этот триптих немного отличается от остальных работ, чтобы не впасть в тотальность. Я изобразил две башни телескопов, которые существуют на самом деле где-то на Гавайях (Обсерватория Кека – прим. ред.). Наблюдатель будто летит над телескопами, смотря на них с высоты птичьего полета. А телескоп смотрит сквозь него, на планеты в других галактиках. В современных городах сквозь людей все время проходят невидимые волны, различные сигналы, телефонные разговоры.

Сергей Лоцманов и триптих "Планета Карта". Фото: M24.ru

После презентации работ Сергей Лоцманов рассказал M24.ru о причинах, по которым он выбрал живопись, особенностях созданного им языка и жизни в Эстонии.

- Это уже ваша третья персональная выставка. В чем ее кардинальное отличие?

- Раньше я никогда не показывал живопись, всегда работал с графикой. Даже когда я учился в Таллинской академии изящных искусств на живопись, в основном у меня были графические листы, смешанная техника, гелевые ручки, потом уже в Москве стал работать с акварелью. У меня не было мастерской, и с живописью сложно работать, а графика удобна – можно легко перемещаться с материалами, все время нарабатывать.

- Вы родились и учились в Эстонии. Что вас заставило вернуться в Россию?

- Да, я родился в Эстонии и немного застал позднее советское время, когда в школе нас водили на обязательные экскурсии. Нас учили по стандартным советским учебникам, из которых было понятно, что искусство – это Саврасов, Поленов, Репин. Однако в то время в Эстонской республике было больше свободы. Приходим мы, например, в галерею в небольшом модернистском доме. Вход где-то в подвале, и ты видишь абстракцию – какие-то штришки, которые художник набросал за минуту. Для меня это был опыт возвышенного, освобождение от сиюминутных переживаний, я был растерян. Впоследствии у меня произошла полная переоценка мировосприятия. А тогда я думал: "Как так можно - это такая наглость, в этом столько свободы…".

После перестройки моя семья переехала в Россию. Я закончил в Твери классическое художественное училище. Потом по программе уехал в Таллин, где окончил Эстонскую академию. После в Питере я познакомился с куратором выставки Анастасией Шавлоховой, показал ей свои работы, сделанные в Эстонии, и мы решили сделать мою персональную выставку в Москве. Специально для проекта "Винзавода" "Старт" я сделал серию работ "Квантовая меланхолия", это был мой дебют. После этого я пошел еще учиться в Институт проблем современного искусства.

Фото: M24.ru

- Как и когда вы перешли на живопись?

- На выставке "Синоптикум", которая проходила в старом здании "Галереи 21", я представлял специфичную графику: техника, акварель, каллиграфическая туш, активная работа со светом. Но все же это была графика. Я понял, что для меня очень важен цвет в работе. В живописи за счет момента закрашивания холст информативен сам по себе.

Еще в абстрактной живописи была проблема присутствия. перед картиной, воздействие цвета, когда свет тебя поглощает…и я решил с этим поработать. При этом я создаю не чистую абстракцию. В XX веке этот язык прошел определенные этапы, и одним из завершающих и ярких стал абстрактный экспрессионизм. Американские художники стали бороться с уцелевшими традициями, отрицать композицию.

В частности, в моих работах больше не от Марка Ротко, а от Барнетта Ньюмана, закрашивавшего холсты и стены. У меня это стало автономным жестом, который существует сам по себе. Смотря на картины, можно представить себе процесс работы, действие, которое длится бесконечно. Поэтому, кстати, мои картины большие по размеру. Если посмотреть на работы, то можно подумать, что они могли быть на сантиметров 15-20 меньше. Здесь у меня сложная игра языков, мне важно внести этот автономный жест закрашивания - ритм внутреннего времени, опережающий взгляд.

- Какие еще приемы вы использовали?

- Также мне было важно сконструировать виртуальный мир, который отличается от виртуальной реальности. ВР полностью оцифрована, и мы должны соотносить опыт ВР с темпоральностью (временная суть явлений) настоящей реальности. В связи с этим создается проблема, потому что это абсолютно запрограммированный мир, и пытаться переносить эмоции из одного в другой, соотносить их наивно. Надо понять, что виртуальная реальность - это математический мир формул, "мир в себе" - аналог "вещи в себе" Канта.

Цифровая реальность существует буквально пару десятилетий, и сейчас она активно распространяется. Нет возрастных ограничений, можно наблюдать это в метро – все используют гаджеты, в которых все чаще играют или смотрят что-то, реже читают. То есть общество начинает осуществлять коммуникацию через образы.

Фото: M24.ru

- Как вы думаете, к чему это может привести?

- Многие медиааналитики считают, что это реальная проблема, когда образы начинают комментировать тексты, люди осуществляют коммуникацию через какие-то картинки. Вопрос в том, к чему это приведет. Возможно, к упрощенному восприятию мира и социума, а может людям будет сложно находить причины для формирования общности, и таким обществом будет легче управлять. К тому же становится все меньше общественного пространства - его подменяет пространство образа.

- Как с этим справляются художники?

- Художнику приходится вырабатывать свои собственные стратегии. Например, в живописи уже много всего сделано, и я пытаюсь создать собственный уникальный язык. Иначе и смысла нет рисовать, так как ты будешь повторять то, что уже было сделано до тебя, это будет жест несвободы.

- Что важно при создании своего языка?

- У языка есть границы, их постоянно нужно определять, так как субъект рожден в языке. Отчасти это даже небольшая критика модернистского прогресса "лететь дальше к звездам", "больше строить". Для того чтобы делать глобальные проекты, нужно сначала определить, видим ли мы границы языка, которыми мы будем описывать их. Например, сейчас активно афишируется кампания полетов на Марс, но найдут ли люди там что-то новое неизвестно. Человек будет насквозь пропитан культурными мифами, что он первый марсианин, он герой. И поэтому он может стать объектом манипуляции. Для того чтобы узнать что-то новое, нужно четко поставить вопрос и тогда уже ставить эксперимент.

Присутствие само по себе немое, это культура наделяет его значением. Но искусство работает с тем, что остается, то есть с отсутствием. Нужно трансформировать язык - в данном случае живопись - и поставить эксперимент. Вся выставка для меня эксперимент, вопрос которого в том, можно ли конструировать абстрактные пейзажи за счет найденного языка. Я запускаю бинарный код, который синхронизирует игру языков. Эта взаимосвязь помогает смоделировать виртуальный мир на границе, не уходя в крайности.

- Почему все же вы выбрали живопись, а не другие приемы, например, видеоарт?

- Многие современные художники часто используют видео и фотографии. На мой взгляд, это не идет на пользу зрителю, потому что не учитывается момент анализа медиа. Неважно, хорошее ли это видео, оно идет на скорости 24 кадра в секунду, настраивая на определенный ритм и оставляя зрителя пассивным. Живопись же оцифровать даже в ближайшем будущем навряд ли удастся, так как здесь много тонкостей: включенность тела, работа со знанием, как все закрашивать, микродвижения.

Еще Эдгар Дега (французский живописец-импрессионист – прим. ред.) говорил, что нужно освободиться от тирании природы. В современном мире место природы заняла цифровая среда. Она стала абсолютной тиранией, и нужно ее преодолевать, вырабатывая с ней новые отношения.

Дмитрий Кокоулин

закрыть
Обратная связь
Форма обратной связи
Прикрепить файл

Отправить

закрыть
Яндекс.Метрика