Собянин утвердил проект строительства школы в районе КотловкаВ кафедральном соборе на Малой Грузинской улице, 25 марта пройдет второй концерт международного фестиваля "Опера априори". В программе – "Реквием памяти Жоскена Депре" франко-фламандского композитора первой половины XVI века Жана Ришафора, дополненный пятью фрагментами, созданными современными композиторами.
В отличие от заупокойной мессы Моцарта, реквием Ришафора был полностью завершен. Однако обнаружив в нем "неполноту", Арман Гущян, Владимир Раннев, Алексей Сысоев, Франк Кристоф Езникян и Клаус Ланг создали его современную, дополненную версию. По просьбе м24.ru Арман Гущян рассказал, как рождался этот проект.
Арман Гущян. Фото: Александр Ов-Лебедев
– Расскажите, как в проекте возникло название "Реквием памяти Жоскена Депре" Жана Ришафора, автора, чье имя совершенно незнакомо российской публике?
– Жан Ришафор не вполне известен у нас даже знатокам старинной музыки. Европейские ансамбли, которые занимаются аутентичным исполнительством, часто обращаются к раритетным источникам, хранящимся в университетских библиотеках и в храмах. Порой из недр фондов им удается поднять интересный материал. Реквием Жана Ришафора я обнаружил в очень хорошем исполнении Huelgas Ensemble. Этот Реквием Ришафор посвятил памяти своего учителя – Жоскена Депре. Отсюда и название проекта.
– Почему решили дополнить законченное произведение другими частями?
– Задолго до моего знакомства с этим произведением у меня родилась идея начать цикл проектов, которые создавали бы необычные условия для существования современной музыки – диалога с музыкой добаховской эпохи. В этом есть определенный смысл. Пласт добаховской музыки существует в более близком к нам, ныне живущим композиторам, типе течения времени – менее зависящем от психологического аспекта, не являющимся его прямым выражением. Мы выходим на общение с феноменом времени напрямую, пытаемся его акустически раскрыть.
Мне было интересно создать другой контекст для появления новой музыки: привлечь авторов, стремящихся в своем творчестве найти новые методы и эстетические идеи – к диалогу со старинной музыкой. Диалог в принципе в этом проекте выступает в качестве главного мотива. Существование этой задачи, думаю, выявляет особые ресурсы внутри композиторского творчества.
– По какому принципу были выбраны участники проекта?
– Всех авторов я давно знаю лично, дружу с ними. Это настоящие художники, ориентированные на новое в эстетике, глубоко мыслящие люди.
– Но не каждому из них довелось обращаться к духовной музыке…
– Само понятие духовной музыки относительное. У Валентина Сильвестрова есть интересное высказывание – "любая подлинная музыка – духовная". Человек, стремящийся к подлинному творчеству, искусству, уже делает духовное дело.
– Как договаривались с коллегами – кому какая часть мессы достанется?
– Я подошел к этому вопросу как куратор и представил, что было бы интересно тому или иному композитору. Например, у меня не было сомнений, что Dies Irae должен писать Владимир Раннев, то есть исходил из индивидуального характера их творчества. При этом In Paradisum, самую не свойственную по своему характеру творчеству Франка Езникяна часть – я предложил именно ему, и он принял этот, так сказать, вызов самому себе. Композиторы любят "вызовы".
– Для чего потребовалось привлечение музыкальных инструментов? Почему не хватило потенциала хора?
– Мне показалось, что нужна также другая звуковая фактура для новых частей. Мы стремимся не вписаться в историческое звучание, а стать Другим по отношению к этому произведению, входящим с ним в диалог. Но не всем нужен было для этого другой звуковой состав. Раннев, например, не захотел использовать солистов. У меня задействованы скрипка и виолончель, у Алексея Сысоева – альт, у Клауса Ланга – скрипка, у Франка Езникяна – контрабас, виолончель и звуковая дорожка (это инициатива самого автора). Мой фрагмент – первая современная пьеса в этом ряду. И я решал задачу, как осуществить этот переход. Характер и предмет диалога каждый определял сам для себя, и знал лишь об одном ограничении – своем месте в целом – определенном каноном римско-католического реквиема, и что на каждом лежит ответственность за создание формы нового – по задумке – целостного реквиема. Что у нас получилось в итоге – нам самим еще предстоит узнать.
