Юлия Шойгу: "Психологическая проблема – когда стало плохо вам, либо с вами"

Центр экстренной психологической помощи МЧС России существует уже 17 лет. Экстремальные психологи – это люди, которые поддерживают жертв крупных аварий, общаются с родственниками, которые приехали встречать своих близких с самолета, а он не прилетел, или вышли из дома, или поехали в метро, а там произошел теракт. Специалисты центра находятся рядом с теми, кто в данный момент переживает самое большое горе в своей жизни. О том, как устроена работа психологов из МЧС России, как правильно поддержать человека и найти точные слова сочувствия в момент трагедии и почему во время ЧС опасна массовая паника и как ее предотвратить, в интервью Сетевому изданию m24.ru рассказала глава Центра экстренной психологической помощи МЧС России Юлия Шойгу.

– Юлия Сергеевна, расскажите, как вы выбрали профессию и почему стали именно экстремальным психологом?

– Психологию я выбирала целенаправленно. Хотя ответ на вопрос, как именно это произошло, меня всегда ставит в тупик. Я не помню, как конкретно произошел этот выбор. Просто где-то в восьмом или в девятом классе я поняла, что мне интересно именно это направление. В тот момент эта специальность была далеко не такой популярной, как сейчас, учили в гораздо меньшем количестве вузов. И самый частый вопрос, который мне задавали, когда я только начинала учиться, был: "Кем же ты все-таки будешь?". Тогда психологов часто путали с психиатрами, и вообще было неясно, чем же они занимаются.

А в экстремальную психологию я пришла почти случайно. Мне предложили прийти на должность психолога как раз в создаваемую службу МЧС. Когда я пришла сюда, стало интересно решать те задачи, которые до этого никто не решал. Могу сказать, что до сих пор наш коллектив находится в творческом поиске.

– Как создавался центр, какие сейчас основные направления работы?

– Нашему центру исполнилось 17 лет в этом году. Созданию психологической службы при МЧС России предшествовал опыт ликвидации крупных чрезвычайных ситуаций, в которых возникла потребность работать с теми людьми, которые пострадали от катастроф. Прежде всего, это были две ситуации: разрушительное землетрясение в Нефтегорске и авиакатастрофа в Иркутске, когда большой транспортный самолет "Руслан" упал на жилой дом. Тогда руководство нашего министерства приняло решение, что психологическая служба необходима, и в 1999 году был создан наш центр.

Сначала центр был создан как небольшое подразделение, мы не были самостоятельной организацией, а работали как филиал Всероссийского центра экстренной и радиационной медицины. Сразу же у нас появились две основные задачи, которыми мы занимаемся и по сей день. Одна из них, та задача, по которой мы известны – оказание экстренной психологической помощи пострадавшим от чрезвычайных ситуаций, а вторая – психологическое сопровождение деятельности специалистов, которые работают или служат в МЧС России.

На первом этапе с задачей сопровождения деятельности специалистов все было более-менее понятно, мы не были первопроходцами, такой был опыт уже у других психологических служб силовых ведомств. А с оказанием экстренной психологической помощи оказалось больше сложностей, потому что тогда даже еще не было такого понятия.

– Не было в России именно?

– Не было в России. Кроме того, в психологическом сообществе на тот момент шли споры о том, как и в каком объеме экстренная психологическая помощь должна быть оказана, и может ли она быть оказана вообще. Были эксперты, которые говорили, что психолог может работать уже тогда, когда сформировалась некая проблема, уже много позже самой катастрофы.

– То есть в момент трагедии, когда у человека наступает шок, лучше его не трогать, потому что это защитный механизм, который автоматически срабатывает?

– Были разные точки зрения. Не сразу были ясны задачи психологов, что конкретно он может сделать в этой ситуации, а что нет. Но, к сожалению, чрезвычайных ситуаций, катастроф было достаточно много. В истории нашего центра случилось так, что первый раз мы поехали работать на чрезвычайную ситуацию еще за несколько недель до того момента, как появилось само структурное подразделение, из которого позже вырос наш центр. Это были взрывы на улице Гурьянова и на Каширском шоссе.

Тогда мы были еще совсем молодые специалисты, и говорить о том, что мы знали и умели оказывать экстренную психологическую помощь, конечно, не приходится. Но именно тогда были заложены первые идеи и сформулированы первые задачи.

– Какие это задачи?

– Основных задач три. Первая – помочь людям справиться со своим актуальным состоянием. Когда случается какая-то катастрофическая ситуация, возникает состояние, которое в профессиональном мире обозначается как острая реакция на стресс или острый стресс, а эта реакция характеризуется, как правило, тем, что человек испытывает целую гамму очень острых эмоций. Это может быть отчаяние, страх, тревога и гнев, злость, раздражение, обида. Эмоции сильные, энергозатратные, а еще обладают свойством неосознаваемого эмоционального заражения, то есть очень легко передаются другим людям. Поэтому первая задача психолога – помочь человеку справиться с этими эмоциональными шквалами.

Вторая задача связана с предотвращением риска массовых реакций.

Эмоции обладают особенностью очень быстро передаваться от одного человека к другому, и всегда существует риск возникновения массовой паники или массовой агрессии. Иногда такие реакции приносят больше беды и разрушений чем сама причина их возникновения.

Всегда на лекциях студентам я привожу этот пример (он, к сожалению, не единственный, такие случаи время от времени случаются, но очень показательный): во время концерта на стадионе пошел дождь, мероприятие было на открытом воздухе, и люди побежали в переход, спасаясь от дождя. Возникла паника, давка, в которой погибло более пятидесяти человек. Для того чтобы подобных вещей в чрезвычайной ситуации не случалось, тоже предпринимается ряд действий специалистами нашей службы.

Ну, а третья задача – минимизация рисков возникновения отсроченных последствий трагической ситуации, в которую попали люди. Действительно, часто бывает так, что человек обладает возможностями, личностными ресурсами, чтобы пережить трагедию, которая случилась, и начать жить заново. Конечно, это занимает какое-то время, и, как показал опыт наш, оказанная в первые часы или дни психологическая помощь снижает вероятность развития в последующем каких-то серьезных проблем с психическим здоровьем.

– Как у вас проходит отбор психологов? Есть ли проблема с текучкой кадров?

– У нас довольно сложная система отбора, в качестве требований, которые мы предъявляем к кандидатам, это, конечно, высшее психологическое образование. Мы, кстати, не требуем опыта работы. Нужны хорошие базовые знания по выбранной специальности и ряд личностных качеств, которые позволяют человеку справляться с психологическими нагрузками на работе.

– Это какие личностные особенности?

– Прежде всего, наверное, неравнодушие, умение довести любое начатое дело до конца. В нашей работе это очень важные качества.

Каждый раз приезжая на чрезвычайную ситуацию, мы встречаемся с людьми и с семьями, которые переживают одну из самых сложных и трагических минут в своей жизни, и здесь невозможно работать по какому-то единому шаблону.

Все равно в каждой семье есть своя собственная ситуация, свои собственные жизненные обстоятельства и условия.

Конечно, еще важна стрессоустойчивость и активность. Для нашей работы нужен определенный склад характера, который позволяет в любой момент – ночь это или день, в выходной ли, пошел ли ты с ребенком в кинотеатр или зашел в гости к подруге – если вдруг что-то случается, в считанные часы выехать или вылететь в любую точку мира.

– Получается, вы живете с постоянным фоновым ощущением, что в любой момент планы могут измениться, и надо будет лететь, например, в Сибирь?

– Мы не думаем об этом постоянно и круглосуточно. Люди уходят, когда понимают, что это не та сфера деятельности, которую бы им хотелось. Но специалисты, которые приходят в нашу службу, как правило, если остаются, то остаются надолго. Это, кстати, ответ на ваш вопрос о текучке. Со временем наши психологи просто учатся жить с учетом той возможности, что – да, если что-то произойдет, то планы придется пересмотреть и изменить. Но это, как правило, не доставляет им особых страданий, те, кому это сложно, просто не приходят работать в эту сферу.

– Как во время ЧС психологи понимают, кому сейчас нужно оказать помощь, а кто справится сам?

– Тоже так и не научилась отвечать на этот вопрос, потому что ответить на него достаточно сложно. Именно для этого специалисты и учатся так долго.

Часто студентам говорю о том, что работа психолога – она вроде бы очень простая, мы все время с кем-то о чем-то разговариваем. Вопрос в том: с кем, о чем и как.

Вот для того, чтобы научиться этому, приходится учиться, довольно много проводить времени в институте, и после его окончания тоже.

– В зарубежных странах при ЧС с людьми работают волонтеры, а не только профессиональные психологи. Как вы относитесь к этой практике? Нужно ли в России привлекать добровольцев?

– Довольно сложный вопрос. Волонтеры и добровольцы тоже бывают разные. Есть люди, которые занимаются профессионально психологией, они хорошие специалисты, готовы относиться к этому ответственно, тратить свое время на то, чтобы помогать людям в чрезвычайных ситуациях. Их мы привлекаем для ликвидации последствий чрезвычайных ситуаций, но на те участки, где такая работа была бы им по силам.

– На какие, например?

– Основное место – работа на "горячей" линии. Но есть и другой полюс. Очень часто человек, посмотрев по телевизору новости о трагедии, испытывает желание помочь. Он не оценивает до конца собственные силы и ресурсы, не понимает, что он в этой ситуации может сделать, сколько это потребует от него времени и сил, не знает, как работает система оказания психологической помощи. В этой ситуации работа добровольца будет скорее вредна, нежели полезна.

Человек, решивший оказать другому психологическую помощь, рискует нанести вред не только своему "клиенту", но и себе.

– Как это может быть опасно?

– В любой чрезвычайной ситуации есть риски. Были такие случаи, когда волонтер, не до конца оценив ситуацию, некорректно себя повел и фактически чуть не столкнулся с физической агрессией.

Для нашей работы нужна определенная степень психологической готовности. И бывают ситуации, когда человек попытался оказать кому-то помощь и нанес себе психическую травму, с которой ему потом довольно сложно справиться.

У нас нередки случаи, когда разные добровольческие организации просят нас помочь волонтерам, которые помогали кому-то и теперь сами испытывают проблемы.

– Какие основные проблемы у волонтеров бывают?

– Я не могу сказать, мы не делали анализ. Обычно это переживания тревоги и страха.

– Когда происходит ЧС, СМИ часто таким образом транслируют трагические события, что их аудитория получает вторичную травму. Как вы к этому явлению относитесь? Нужно ли на законодательном уровне этот вопрос?

– И специалисты Всемирной организации здравоохранения, и наши российские коллеги говорят о том, что XXI век – это век, в котором сложности и проблемы, связанные с психическим здоровьем, нарастают.

Связано это со многими факторами, в том числе и со стремительно нарастающим информационным потоком. Поэтому действительно такие ситуации случаются.

В качестве рекомендации могу посоветовать бережно относиться к собственному психическому здоровью. Как правило, человек сам про себя знает, что полученная информация о трагедиях может быть для него эмоционально очень сильно окрашенной. В этих случаях, возможно, нужно ограничить поток информации. Может, имеет смысл ограничиться просмотром новостей, а не читать и смотреть все, что показывают по этому поводу. А если уже человек чувствует, что существует проблема, то тогда искать квалифицированного специалиста и обращаться к нему за помощью.

– А как человеку понять, что существует проблема?

– Отвечаю на этот вопрос стандартной формулировкой.

Говорить о наличии психологической проблемы можно тогда, когда стало плохо либо вам, либо с вами.

Прежде всего, если ухудшается качество жизни. Например, человек боится ездить в общественном транспорте и поэтому не может принять интересное предложение по работе. Или вы чувствуете себя настолько эмоционально плохо, дискомфортно, что откажетесь от похода на концерт или в театр, куда вы хотели пойти. Когда это становится системой, тогда надо обращаться к специалисту.

– Расскажите, как проходит профессиональный отбор сотрудников МЧС РФ, их психологическая подготовка, коррекция и восстановление психического здоровья?

– Наша работа с сотрудниками МЧС направлена на поддержание их психического здоровья. Так или иначе, почти все сотрудники нашего ведомства связаны с работой в условиях чрезвычайных ситуаций, и в связи с этим есть целый ряд факторов, которые влияют на психическое состояние. Это и сама по себе ситуация ЧС, это и ненормированный график, это и необходимость очень быстро принимать решения в условиях недостатка информации, это и высокая цена ошибки. Все это влечет за собой определенные переживания, поэтому работа психологической службы очень важна. Мы стараемся беречь сотрудников, чья работа связана со спасением человеческих жизней.

– Как вы их бережете?

– Это целый комплекс мероприятий. Начинается все с профессионального психологического отбора. Когда человек приходит на службу или поступает на учебу в наши ведомственные учебные заведения, он проходит тестирование, основная цель которого и подобрать людей, которые способны выполнять эту работу. С другой стороны, желательно, чтобы влияние работы на психическое здоровье человека было бы минимальным.

– Каких людей на работу в МЧС вы точно не возьмете?

– Сложно ответить полно на этот вопрос, потому что для каждой специальности существует, конечно, ряд ограничений. Например, в ряде профессий необходимо умение быстро мыслить и быстро переключаться с решения одной задачи на другую. И поэтому, конечно, человек может быть очень умным, но без такой способности ему будет сложно справиться с нашей деятельностью, а так как темп довольно высокий, это будет вызывать у него чувство тревоги, и в последующем может сказаться и на его здоровье. Конечно, людей с низкой устойчивостью к стрессу не берем, потому что он неизбежно будет избыточно реагировать на любую чрезвычайную ситуацию.

– Как организована психологическая помощь в ситуации ЧС?

– Как правило, при возникновении чрезвычайной ситуации в течение нескольких минут мы получаем информацию от оперативного дежурного. Сразу готовы выезжать наши специалисты, которые дежурят в центре в круглосуточном режиме.

У остальных специалистов трехчасовая готовность, это значит, что через три часа после получения сообщения, мы уже должны быть в самолете готовыми к вылету.

Первыми, конечно, приезжают наши специалисты того населенного пункта, того субъекта Российской Федерации, в котором произошло событие, затем подтягиваются специалисты из близлежащего филиала нашего центра. Филиалов у нас восемь. Они расположены в Хабаровске, Красноярске, Екатеринбурге, Нижнем Новгороде, Пятигорске, Санкт-Петербурге, Ростове-на-Дону и Севастополе. Наши специалисты приезжают, в зависимости, конечно, от транспортной доступности. Как правило, занимает это часы.

Параллельно с этим оценивается обстановка и привлекаются к работе специалисты-психологи из организаций, которые входят в единую систему предупреждения и ликвидации чрезвычайных ситуаций, так называемая РСЧС, в которую входят практически все органы исполнительной власти. В каждом регионе есть перечень организаций, специалистов, которые в случае чрезвычайной ситуации могут быть привлечены для ликвидации последствий под руководством наших специалистов.

– Сколько нужно времени, чтобы оказать экстренную психологическую помощь?

– Мы оказываем помощь только в период ликвидации последствий чрезвычайных ситуаций. Это тот участок работы, за который мы отвечаем, поэтому наша помощь и называется экстренной. По времени этот период длится от нескольких дней до полутора-двух месяцев. Но некоторым людям нужна помощь и за пределами этого периода, тогда происходит передача пострадавших людей под опеку службы психологической помощи того региона, в котором они живут и работают постоянно.

– Ваши психологи потом общаются и встречаются с людьми, которым они помогли пережить трагедию?

– Это крайне редкие случаи, связаны они с тем, что просто люди стали интересны друг другу и продолжили свое общение уже не как специалист и клиент. Но таких историй крайне мало. На самом деле наша работа мало похожа на тот образ, который часто мы встречаем в средствах массовой информации и в кино…

– Когда спасатели и спасенные встречаются спустя годы, обнимаются и плачут.

– Да, это скорее художественный образ, нежели реальная потребность. Ведь получается, что мы с людьми встречаемся в дни самых трагических событий в жизни. И то, что после расставания у них нет потребности нас видеть, говорит, наверное, о том, что мы хорошо выполнили свою работу. Человек может дальше сам справиться и пережить то, что с ним случилось. Есть поговорка в психологии, что после хорошо выполненной психотерапии клиент, увидев своего психотерапевта, с которым он работал, переходит на другую сторону дороги.