Фото: M24.ru/Владимир Яроцкий
На минувших выходных в Москву приехала целая плеяда юных музыкантов из разных уголков России, чтобы, объединившись в оркестр, исполнить произведения Берлиоза и Чайковского под чутким надзором наставника – Юрия Башмета. В 2012 году маэстро инициировал проект – Всероссийский юношеский оркестр, и по сей день увлеченно ведет его, веря, что юные участники – будущее российского исполнительного искусства. Концерт коллектива состоялся накануне торжественного открытия очередного конкурса имени Чайковского, в котором Башмет выступает одним из членов жюри по специальности "скрипка". Корреспондент М24.ru обсудил с музыкантом вопросы творчества и судейства.– Юрий Абрамович, Всероссийскому юношескому симфоническому оркестру уже четвертый год. Как вы оцениваете динамику развития проекта?– Динамика развития – дело очень увлекательное, но главное, что она есть. И в плане концертных выступлений, ведь оркестр, собираясь на сессионной основе, за 3 года существования успел выступить в огромном количестве российских городов, на церемонии закрытия Олимпиады в Сочи, выступал в знаменитых европейских залах, в том числе в легендарной Берлинской филармонии. И не менее увлекательно наблюдать динамику человеческих и музыкальных отношений внутри самого коллектива. Оркестр делится на ветеранов и на новеньких. У нас же возрастная ротация, и в этом одновременно и прелесть, значимость этого проекта, и грусть, потому что замечательно играющие юные музыканты, которые обзавелись профессиональными навыками игры в ансамбле и большом оркестре, повзрослев, вынуждены уступить место более юным. У детей из первых трех созывов уже есть это понимание, а новенькие, впервые в жизни севшие в оркестр, могут, например, начать играть с момента ауфтакта, а не с сильной доли. У ветеранов нашего проекта этот четвертый год – логическая ступень профессионального развития, а у новеньких – только начало. И это очень ценно, что два процесса происходят одновременно.
– Сколько обычно длятся репетиции?– Эти дети занимаются целыми днями, да еще и самостоятельно учат партии. Загляденье, когда за пультом сидит совсем маленькая девочка, но на вечерних репетициях она уже спит от усталости. В среднем, ребята начинают играть на инструментах примерно в 9–9.30 утра, а заканчивают репетировать около 21–22 часов. Конечно, с перерывами на обед и на ужин, проходят групповые репетиции, то есть они не десять часов подряд играют именно оркестром, но с инструментами они действительно проводят весь день. Самое приятное, им это нравится, и они видят результат. Они делают все с воодушевлением – подбегают ко мне, желая продемонстрировать, как хорошо они выучили партии. Одна девочка как-то подбежала ко мне за сценой в тот момент, когда я шел в артистическую, и сказала: "Можно я вам сыграю то, что выучила наизусть? Пожалуйста, послушайте меня!" Это оказался фрагмент из партии вторых скрипок. Там не было никакой мелодии, это аккомпанемент. Ситуация почти анекдотичная!
Фото: M24.ru/Владимир Яроцкий
– Как вы сами видите основную цель проекта?– Главное, чтобы музыканты из нового состава оркестра учились жить в профессии, да и не только в ней. Они должны понимать, что происходит вокруг них, а не просто зубрить какие-то произведения и идти своим путем, не обращая внимания на общество. В оркестре те же задачи, но уже существующие в связке с музыкой. И тут уже необходимо пытаться играть в едином состоянии звука, полетном движении. Конечно, разница в возрасте, менталитете, особенностях мышления – все это приобретает в контексте нашего проекта особое значение.
– Как между собой контактируют ребята разных возрастов?– За время существования нашего оркестра взрослые настолько подружились друг с другом, что даже стали объединяться в семьи. Конечно, это касается самых старших участников. У нас появилось две пары. Взрослая группа очень трогательно относится к малышам, те тоже себя в обиду не дают. Все эти дети – победители прослушиваний в своих городах по всей России. Педагоги долго готовили их к этому. В нашей стране подобного оркестра не существовало вплоть до 2012 года. И этот проект был и остается беспрецедентным. Он продолжает жить, гастролировать. Одаренные дети получают возможность встречаться на одной сцене с большими артистами. Помню, когда я учился, в коридоре консерватории можно было встретить бегущего с виолончелью Ростроповича, или Когана, Ойстраха. Сейчас, увы, такую картину не увидишь. Нет людей, олицетворяющих инструмент. Раньше любой рабочий знал, что скрипка – это Ойстрах. Конечно, есть прекрасные педагоги. Это бывшие ассистенты того же Юрия Янкелевича, который воспитал Владимира Спивакова, Виктора Третьякова. Так что школу мы не потеряли. А вот чтобы по коридорам ходила живая легенда, такого нет. Поэтому на одну из сессии нашего оркестра я позвал Третьякова в качестве солиста. Думаю, об этом факте многие из юных музыкантов смогут написать в своих автобиографиях.
– В психологическом плане дети, как правило, стремятся подражать взрослым. Вы не замечаете этого за своими подопечными?– Безусловно, можно подражать и брать пример, но если музыкант действительно талантлив, то он копировать не будет. Ему важнее быть способным выразить свое. Потому что для каждого человека существуют свои пределы глубины потери или счастья, эти вещи очень индивидуальны. С другой стороны, если тебе не нравится, как играет известный музыкант, то это тоже хорошо – тогда ты действуешь от обратного. Развитие творческой личности не может происходить унифицировано, люди развиваются по-разному. Кто-то может и в 13 лет играть Шопена так, что весь Большой зал консерватории будет плакать. Яркий тому пример – Евгений Кисин. Он в этом возрасте играл не только технически превосходно, но и ему было что рассказать – в его исполнении чувствовались глубоко трагичные переживания. Он играл как человек, за плечами у которого долгая жизнь. А есть музыканты, как Лазарь Берман, чья карьера началась после сорока лет. Кисин, кстати, никогда ни в одном конкурсе не принимал участие.
Фото: M24.ru/Владимир Яроцкий
– Вчера в Москве состоялось открытие XV Конкурса имени Чайковского. Как считаете, возможно ли избежать субъективности оценки участников? – В любом конкурсе тяжело избежать влияния каких-либо факторов. Это все равно в каком-то роде спорт, соревнование. Случается, что судьбу премии решает один голос. Но в отношении первой премии такая схема работать не может, это приз безусловный. Редчайший случай, когда явный лидер не получает первой премии. Даже когда есть подводные течения, такие, как отношения между членами жюри, их дружба или конфронтация, политические реалии – все это может оказывать воздействие. Но любой музыкант в жюри не позволит себе покривить душой и поставить плохой балл тому, кто действительно на голову выше остальных. Благодаря музыке все в итоге оказываются людьми честными. Помните случай на Первом конкурсе Чайковского, когда поступило распоряжение от правительства через минкульт, что советский пианист Лев Власенко должен получить первую премию? Тогда единственный раз председательствовал Святослав Рихтер. Он пошел на принцип, поставив всем нули, а Ван Клиберну – 25 баллов. Потом ввели правило, что крайние баллы – высший и низший аннулируются.
– Как вы считаете, что имеют в виду члены жюри, когда отсеивают с конкурса музыканта, объясняя это его чрезвычайно яркой, "неконкурсной" индивидуальностью? – Ойстрах считал, что скрипач может начать конкурсную гонку не ранее 27 лет, когда онуже способен выбирать из своего репертуара концерты. Это гнилая история, если говорят, что пианист или скрипач слишком яркий. Любое жюри, которое присуждает премию, понимает, что итог – всегда лицо самого жюри и всего мероприятия. Поэтому мы должны с полной ответственностью относиться к нашему выбору. На конкурсе в Мюнхене в 1976 году, где я принимал участие, мой преподаватель Федор Дружинин был одним из членов жюри. Мне было по правилам запрещено общаться с ним. Так вот, если единогласного решения нет, и высший балл ставят не все, то это не первая премия. Так что мы должны понимать, что за победителя нынешнего конкурса Чайковского нам не должно быть стыдно ни в одном зале мира.
– Победитель прошлого конкурса Чайковского, пианист Даниил Трифонов играет в лучших залах мира, с лучшими оркестрами и дирижерами – с вами в том числе, у вас совместный концерт в Стамбуле на следующей неделе. Но график выступлений этого музыканта чудовищный! Нагрузка колоссальная…– Пройдет время, и потом он наверняка будет уже взвешивать и решать, где и когда ему выступить. Здесь уже речь о творческих интересах, условиях, включая гонорар и проживание. Есть, к примеру, артисты, которые никогда не играют в день прилета. Есть и другие, наоборот, способные выступать дважды в день.
– Давайте поговорим о репертуаре для альтистов. Как-то вы произнесли такую фразу: "Я жду для себя еще одного концерта Шнитке". Как часто вам удается сыграть новое произведение?– Когда на мне не было ответственности за несколько оркестров, и я выступал в качестве солиста, тогда такие опыты происходили регулярно. В советские годы стимулирующим фактором в этой сфере был фестиваль "Московская осень", который устраивал Тихон Хренников. Сейчас у меня лежит несколько концертов, просто руки не доходят. Причем в основном это иностранные композиторы – из Италии, к примеру. Думаю, что-то из их сочинений можно будет услышать в Москве.