02 ноября 2016, 23:55

Легенда советского цирка Олег Попов: "Костюмы меняются – клоун остается"

Фото предоставлено пресс-службой цирка/Григорий Поляк

Народный артист СССР и всемирно известный клоун Олег Попов умер на 87-м году жизни в Ростове, где был на гастролях.

В начале 2016 года Солнечный клоун впервые за много лет, по приглашению руководителя Большого Санкт-Петербургского цирка Чинизелли Вячеслава Полунина, приехал в Россию. И выходил на арену, чтобы рассказать свою историю в восьми репризах.

Корреспондент m24.ru Екатерина Кинякина между представлениями поговорила со знаменитым артистом и узнала, почему в цирк принято ходить с детьми, отчего артисты уезжают из России и о том, как Солнечный клоун стал Счастливым Гансом. Материал был опубликован 1 марта 2016 года.

– Когда вы были в Москве последний раз?

– Неделю назад ездил туда на съемки.

– Москва сильно изменилась?

– У меня было мало времени, к сожалению, поэтому Москву я видел через окно такси. Просил проехать мимо моего дома, где жил в детстве. И я вам скажу, она так изменилась, что я свой дом не узнал. Столько машин, как в Москве, я даже в Европе не видел. Я не был в городе 30 лет: для человека это практически полжизни, а для города – миг. И этот миг многое изменил.

Фото: m24.ru/Екатерина Кинякина

– Что для вас значит выступать в историческом цирке Чинизелли?

– Выступать в цирке Чинизелли почетно для каждого артиста. Таких цирков в мире мало. И спасибо Чинизелли, что он оставил нам это здание. Не знаю, как его отреставрировали с технической точки зрения – для меня это не имеет большого значения, но все сделано красиво и интересно. Для любого артиста это означает признание его мастерства. Это как Большой театр, только в цирке.

– Вы следите за тем, что происходит в России, в обществе, в культуре?

– У меня есть дома спутниковая тарелка, и я все время смотрю телевизор. Мне все интересно. Иногда это огорчает, но иногда и радует.

– Какие впечатления у вас складываются из того, что вы видите?

– Ну как вам сказать… Критиковать легче всего. Есть ведь и положительные качества.

Фото предоставлено пресс-службой цирка/Григорий Поляк

– Многие артисты уезжают из России. Как вам кажется, это связано с уровнем циркового искусства?

– Я вам скажу одно слово – зарплата.

– Знаете, есть выражение, что в гуманитарии идут те, у кого в школе не сложились отношения с точными науками. А кто идет в клоуны? Ведь клоун – универсальная профессия. Он должен быть и юмористом, и акробатом, и гимнастом, и эквилибристом.

– Да. Это такая сложная профессия: надо уметь все и ничего одновременно.

– Как эволюционировал образ Солнечного клоуна?

– Эволюция была долгой. Я всегда говорю, что в жизни большую роль играет случай. То, как я попал в цирк, как нашел своего персонажа – все это дело случая. Когда только начал работать клоуном, стал думать – кто я? Есть масса артистов, которые абстрактно играют нелепых шутников. И первая мысль у меня была о тех сказках, которые мне читали бабушка и мама про Ивана-дурачка. Он мне нравился простотой и в то же время колоритом, вроде бы и дурашливая фигура, а умнее всех оказывается. Таким же мне казался и образ Чарли Чаплина: маленький человек, который вечно попадает в разные ситуации, но выходит победителем.

Так создавался этот образ. Я много ходил по музеям, смотрел, как одевали маленьких детей, изучал русский костюм. И благодаря художнице Анель Судакевич, которой я рассказал всю свою задумку, у меня появился образ Иванушки-дурачка. В нем я выступал лет пять, пока во время съемок фильма "Арена смелых" я не нашел свою кепку. Она валялась где-то в костюмерной, и я решил примерить ее. Так поменял головной убор. После этого появился пиджачок из черного бархата. А теперь, я считаю, что моя кепка – это уже торговый знак. Меня узнают по ней. А еще важнее случай, когда я увидел фото с тенью Чаплина, и понял: если по тени узнают артиста, то это высший класс. Присмотрелся, какая тень у меня.

Фото предоставлено пресс-службой цирка/Григорий Поляк

– У Чарли Чаплина были смелые образы. Взять, к примеру, фильм "Великий диктатор". Это острая политическая сатира. Разве в нашем цирке такое было возможно?

– Поэтому Чаплин – единственный в мире. Он стал всем понятен, не сказав ни слова – это и есть цирк. И он действительно делал много цирковых вещей. И, конечно, не каждый артист мог снимать такие сюжеты. Во-первых, это действительно опасно, а во-вторых – трудно. Котелок, усики, тросточка, а сыграл такую колоссальную роль.

– В СССР такое было возможно?

– Да. И мы с тобой бы интервью делали в Сибири.

Фото предоставлено пресс-службой цирка/Григорий Поляк

– Сейчас уровень юмора у клоунов довольно вульгарный. Это связано с уровнем публики?

– Да, зачастую с открытым сексуальным подтекстом. Так нельзя. Не должно быть тотального контроля, но должен быть какой-то человеческий контроль. Теперь все очень грубо. Зритель должен гадать, должен догадываться о подлинном смысле номера.

– Однако сегодня цирк считается символом детства, местом, куда принято ходить именно с детьми. Так ведь было не всегда. Например, Леонид Енгибаров, персонаж которого был сложным, лиричным, психологичным, рассчитанным, скорее, на взрослых. Что изменилось? Вы согласны, что образы стали примитивнее?

– Каждый год в цирках делают отдельные программы специально для детей. И вообще в цирк приходят семьями. Если в детстве ребенок полюбил цирк, то может прийти сюда студентом, потом привести девушку, потом уже ходить как папа, как дедушка. И эта любовь переходит из поколения в поколение. Дети тонко чувствуют фальшь, поэтому в цирке обмана быть не может. Говорят, для взрослых надо работать хорошо, а для детей еще лучше. Сегодня придумывают не сюжеты, а трюки. Цирк изначально родился из представлений с лошадьми, появилась арена в 13 метров. Потом появились гимнасты, канатоходцы, жонглеры. Если с драматургией в широком смысле туго, то приходится выполнять сальто, и привлекать за счет этого публику.

Фото: m24.ru/Кинякина Екатерина

У меня когда-то был номер "Лечение смехом", где больной приходит к доктору на костылях, а уходит на руках. Еще был номер, где я копал грядки, находил треуголку Наполеона и надевал ее на себя. А рядом стоял ростовой столб с указателем на Москву. Когда я проходил мимо, он поворачивался и бил меня по шапке. То есть это была история, рассказанная без слов. И все было смешно. Мы откликались на происходящие события, но открытой политической сатиры, конечно, не существовало. Было выступление, где на манеж выносили большие весы. Затем выходил "агрессор" с атомной бомбой, клал ее на весы, а я появлялся с голубем, ставил его на другую чашу весов, и голубь перевешивал.

– У вас есть ученики?

– Нет. Учеников не было, но были человек пять партнеров. Но все они уходили. Думали, где-то будет лучше.

– Какая встреча для вас была самой значимой в жизни?

– Самой важной была встреча со студентами циркового училища. Это был поворот судьбы. А все, что потом – это не повороты. Это так…поворотики.

Фото предоставлено пресс-службой цирка/Владимир Коробов

– У вас огромное количество наград и премий. Какая для вас из них самая значимая?

– Самая большая награда для артиста – аплодисменты. Подумайте: я народный артист СССР, у меня Орден Ленина – куда дальше? Это потолок для артиста. А пенсия у меня какая?

– Но есть же еще и международные награды. "Золотой клоун" из Монте-Карло, например.

– Это все хорошо, но это не хлеб. Конечно, почетно. Это ведь самая почетная цирковая награда в мире. Я получил ее в трудный день, когда советские войска вошли в Польшу. И поляки, которые были в оркестре, перепутали мне всю музыку к номерам. И все равно я получил "Клоуна".

Фото предоставлено пресс-службой цирка/Владимир Коробов

– В 1950-60-е годы советская клоунада стала настоящим культом. Все знали клоунов по именам. Почему сейчас такого нет?

– Да, к сожалению, имен в цирке очень мало. Те, которые могли стать именами, поехали за хлебом за границу.

– Чем российский цирк отличается от европейского?

– Везде крутят одно, два или три сальто. Скажите, какая в этом случае разница между китайским артистом или темнокожим? Никакой разницы нет. Везде есть какие-то национальные особенности, в которых артистам нет равных. Есть разница в подаче номеров: есть театр "Лицедеев", есть Цирк дю Солей, есть китайский цирк. Но это не всегда связано с национальными традициями. Конечно, индийцы будут лучшими дрессировщиками слонов, потому что они с ними живут, спят там же, где они, и едят ту же траву. Но вот в дрессировке медведей русскому цирку равных нет.

– Вы живете в Германии 30 лет. Регулярно выступаете?

– Конечно. Меня там даже прозвали счастливый Ганс. Немцы хорошо разбираются в цирке и любят его. Там нет таких цирков, как здесь, в Москве и Санкт-Петербурге, но есть около сотни шапито.