Дизайн как искусство: чему учат студентов Британской высшей школы дизайна

Фото предоставлено организаторами

5 июня на территории Artplay открылась ежегодная выставка работ студентов Британской высшей школы дизайна, расположенной в Москве. В этом году она получила название "Британка. Рабочий режим", так как работы размещены прямо в пространстве творческих мастерских, среди станков и мольбертов. Корреспондент M24.ru Кинякина Екатерина встретилась со студентами и преподавателями и поговорила с ними об образовании, специфике дизайна в России, искусстве и возможностях самореализации.

В дискуссии принимали участие:

Студенты бакалавриата:
– Степан Пьяных (промышленный дизайн);
– Максим Иванов (фотография);
– Анастасия Иткина (графический дизайн);
– Наталья Симбирева (современное искусство);
– Юлия Степанова (иллюстрация);
– Яна Соловьева (иллюстрация);
– Анастасия Бородинова (архитектура).

Преподаватели:
– Ирина Троицкая (иллюстрация);
– Евгения Баринова (иллюстрация);
– Элиза Батырова (дизайн одежды).

– Где для вас проходит грань между искусством и дизайном и есть ли сегодня различия между этими понятиями?

Степан Пьяных:

– Вопрос можно обсуждать вечность. Когда мы на первом курсе (Foundation) занимались современным искусством, я базировал свои эксперименты на личных интересах, а не на глобальных проблемах, для меня творчество – это то, что идет от души. Так что если я занимаюсь искусством, то лично для себя. А в промышленном дизайне я фокусируюсь на проблемах пользователя. Но подозреваю, что большинство современных художников так же черпают свое вдохновение в каких-то внешних источниках.

Элиза Батырова:

– Искусство – это постановка вопроса. И у каждого может быть свой ответ на этот вопрос. Это некая формула, отправленная в воздух. А дальше идет процесс осмысления. Дизайн – это ответ на чей-то вопрос.

Максим Иванов:

– Для меня искусство и дизайн соотносятся примерно так же, как философия соотносится с наукой. Наука и дизайн близкие категории: обе работают и решают проблемы, обе имеют теоретические пласты. Философия, как и искусство, смотрит вперед и старается рассматривать более широкие вопросы. А дизайн дает ответы.

Наталья Симбирева:

– Для себя я за время учебы поняла, что между этими понятиями не существует границ. Мы на своих учебных программах не ограничены в формах самовыражения. И фотографию, и предмет мебели я могу представить как искусство.

Анастасия Иткина:

Я не выделяю искусство в отдельную категорию. Даже в сфере дизайна человек может быть искусен в своем деле. Для меня искусство определяется тем, насколько человек профессионален и владеет своим ремеслом.

Евгения Баринова:

– Для меня, наверное, наиболее важен контекст. Мы можем делать искусство для кого-то или дизайн представлять как искусство. Имеет значение, где потом окажется эта вещь, то есть, не только, для чего она сделана, но и как она представлена. Можно поставить стул в музее, и он станет предметом современного искусства.

Яна Соловьева:

– Для меня дизайн – нечто коммерциализированное.

Фото предоставлено организаторами

– Как раз вопрос о коммерции. Где заканчивается искусство и начинается дизайн – работа, сделанная на заказ?

Элиза Батырова:

– Сикстинская капелла – это дизайн? Нет. А это был заказ. Грань очень тонкая. Только время покажет, что искусство, а что нет.

– Часть из вас училась в Великобритании, так как у Британской высшей школы дизайна есть партнерская программа обучения с университетом Хартфордшира. Есть ли принципиальная разница учебы в Великобритании и в Британке в Москве?

Евгения Баринова:

– Когда я училась, для получения диплома бакалавра необходимо было провести финальный год в университете Хартфордшира. Это прекрасный опыт, просто потому что ты находишься совсем в другой атмосфере, недалеко от Лондона, где огромное количество источников вдохновения. В остальном же Хардфордшир и Британка работают по одним образовательным программам, а преподаватели у нас – очень сильные

Элиза Батырова:

– Я бы сказала, что Британку отличает то, что в нее приходят самые сильные студенты. В Великобритании есть довольно много университетов, обучающих дизайнеров, и там у студентов есть выбор, куда пойти. В нашей истории, в Москве Британка одна и отвечает за все. Сюда приходят все и зачастую с несравнимо более высоким уровнем, чем там. Сюда приходят самые талантливые за неимением других мест.

Ирина Троицкая:

– Есть национальный фактор. Студентам зачастую важно, чтобы преподаватель проникся к его проекту, важно получить какую-то поддержку. Здесь мы в силу национальных особенностей делаем это на автомате. У нас в обсуждение проекта вовлекаются и преподаватели, и студенты. Когда студент приезжает туда, он сталкивается с другим менталитетом и другим "стилем" обучения, где все преподаватели более отстранены от процесса.

– Вы сотрудничаете с большим количеством музеев и городских стартапов, выполняя для них заказы и участвуя в конкурсах. Кто-то из вас делал подобные работы?

Анастасия Иткина:

– Мы с одногруппницей участвовали в конкурсе на разработку фирменного стиля упаковки для сувениров Музеев Московского Кремля. И наша работа была отобрана. В ближайшее время планируем начать реализацию.

– Планируете с ними дальнейшее сотрудничество?

Анастасия Иткина:

– Сейчас они хотят взять разработанный нами стиль и применить его к лимитированной сувенирной продукции. Вопрос дальнейшего сотрудничества обсуждается. Возможно, им понадобится дизайнер, чтобы продвигать дальше продукцию и что-то изменить в их фирменном стиле.

Дизайн-проект Анастасии Иткиной

– Есть ли что-то, чего вам не хватает в образовании в Британке? Что-то, что вы бы привнесли будучи преподавателями?

Анастасия Бородинова:

– У нас есть некая направленность именно на дизайн-решение поставленных проблем, но иногда для этого не хватает математических знаний. К счастью, это меняется.

– А как насчет истории искусств?

Наталья Симбирева:

– Сейчас появляется все больше и больше возможностей к самообразованию. Например, у нас очень сильная библиотека. Еще открылся библиотечный центр в "Гараже".
Ты сам можешь понять, что тебе нужно изучить, а не учиться по заготовленной программе. Также проходит множество открытых лекций. Мне, например, запомнились встречи с дагестанской художницей Таус Махачевой и Ириной Кориной, организованные в Британке. Это были не лекции, а, скорее, рассказ о становлении и поисках. Получилось очень душевно. При таких встречах понимаешь, что эти люди тоже находятся в поиске и могут чувствовать себя потерянными.

Фото предоставлено организаторами

– Вопрос для архитектора. Настя, совсем недавно в ЦДХ прошла выставка АРХ Москва, и большая часть представленных проектов были объектами ландшафтного дизайна или декоративно-прикладного искусства. Как ты думаешь, с чем это связано: c отсутствием заказчика или каким-то внутренним кризисом архитектуры?

Анастасия Бородинова:

– Возможно, это просто неудачное экспозиционное решение, потому что сегодня реализуется очень много архитектурных проектов, активно развивается "временная архитектура", решающая экологические проблемы. Образование в Британке направлено на работу с уже существующими объектами архитектуры, на архитектуру внутри архитектуры, поэтому, если бы я принимала участие, я бы также предложила что-то в духе времени.

– Яна и Юля, в каких сферах сегодня активно применяется иллюстрация?

Юля Степанова:

– Я вижу себя иллюстратором детской литературы в первую очередь. Но вообще сегодня иллюстрация применяется шире, чем 10 лет назад.

Евгения Баринова:

– Представление о том, что иллюстрация – это только книжка и что-то плоское, не совсем верно. На уровне Foundation у нас есть курс Communication Design. Мне кажется, это самое верное определение иллюстрации: средство общения и взаимодействия с объектом. Мы, конечно, рассказываем истории в сериях изображений, но, тем не менее, студенты не ограничены этим. Они могут производить как просто принты, так и какие-то объекты: мебель, книги, костюмы, скульптуру.

Яна Соловьева:

– На курсе Foundation у меня было задание сделать флакон для духов, и меня очень мучал вопрос: как это так, на Communication Design я делаю флакон для духов – это же промышленный дизайн! В конце первого курса я поняла, что если ты сам себе ставишь эту границу, то у тебя меньше возможностей общения со зрителем. То есть, чем меньше у тебя этих перегородок в голове, тем ты в результате шире смотришь на свой проект. Сегодня мультики уже не являются продуктом для детей. Есть мультики с очень тонкой сатирой, которую ни один ребенок не поймет. Но такие мультфильмы, как Лунтик, создаются с осознанием того, что дети априори глупые и примут информацию только в самой примитивной форме. Это еще одна "перегородка". Дети готовы воспринимать и достаточно сложные сюжеты. Вопрос в том, умеет ли создатель мультфильма их правильно донести, а это действительно сложно.

– Если встанет вопрос между самовыражением и коммерцией, что вы выберете?

Наталья Симбирева:

– Зачастую за уступками кроются новые возможности. Если ты будешь делать только то, что хочется тебе и никого не слушать, выйдет немного однобоко. Важна коммуникация со зрителем. Многие галереи делают кураторские проекты именно с коммерческой целью, но есть и те, кто делают более альтруистские проекты, опираясь на культурную составляющую. Мне интересно попробовать и то, и другое.

Анастасия Иткина:

– Я готова идти на компромиссы. Мне важна возможность самовыражения, но реальные заказы также очень важны. Здесь есть важный момент коммуникации с потенциальным зрителем.

– Какое средство коммуникации для тебя предпочтительней, если ты говоришь об интерактиве? Маршл Маклюен в работе “Понимание медиа” говорит о том, что важно не столько содержание сообщения, сколько само средство коммуникации, потому что именно оно меняет сознание.

Анастасия Иткина:

– Я исследовала тему интерактива в печати и цитировала эту работу в дипломном эссе. Для меня как для графического дизайнера важно напрямую воздействовать на человека. Есть такой термин "тактилити" – возможность потрогать предмет, ощутить материалы, из которых он сделан. В своих интерактивных книгах я очень много внимания уделяю этому: важно заставить человека потрогать объект, додумать и доделать что-то. Таким образом любой объект становится персонализированным в восприятии каждого зрителя.

– Максим, как ты относишься к тому, что сегодня фотографом стал каждый?

Максим Иванов:

– Каждый может взять в руки ручку и бумагу, каждый может взять в руки микрофон и высказаться. Проблема в том – что говорить. Не каждый становится Пушкиным и Шаляпиным. Фотограф – это не человек из будки с фото на документы и не человек со свадеб. Фотограф – это художник, который способствует расширению индивидуальности человека.

– Степан, как сегодня обстоят дела с промышленным дизайном?

Степан Пьяных:

– В мире промышленный дизайн – это невероятно широкое понятие, но в России его практически не существует. Есть определенное направление сувенирной продукции, но это лишь маленькая часть того, что можно делать.
Меня больше всего привлекают небольшие проекты, которые стремятся привнести в дизайн разработки из какой-то другой сферы, занимаются созданием традиционных объектов с использованием наработок промышленного дизайна. Иногда, чтобы вырасти, нужно выйти из зоны комфорта и попытаться сделать что-то в непривычной для себя сфере. В дипломном проекте я пошел в индустрию моды и применил там свои наработки в технологиях и материалах. В результате получился рюкзак, буквально все характеристики которого инновационны.

Фото: Тимофей Шерстенников

– А вы пойдете на компромисс с заказчиком?

Юлия Степанова:

– Убедить заказчика – это тоже талант. Просто нужно найти способ объяснить, почему это будет работать лучше и сделать так, чтобы он поверил в твою идею. Нужно воспитывать заказчика.

Степан Пьяных:

– Иногда нужно попробовать себя в этом "прогибании" под кого-то. Зачастую нет ничего негативного в том, что заказчик задает рамки. Они иногда помогают найти путь решения задачи.

Екатерина Кинякина