Атрофия души: никто не спешит на помощь

Безразличие страшнее преступления, потому что именно оно помогает вершиться злу. О равнодушии к чужой беде и тех, кто проходит мимо, ‒ в колонке журналиста Анны Кудрявской-Паниной.

Фото: depositphotos/Kuzmafoto

У этого явления даже есть научное название ‒ синдром Дженовезе, эффект свидетеля, постороннего. Это когда вы проходите мимо чужой беды, когда вы в секунды можете спасти человека (или хотя бы попытаться), но оставляете его в смертельной опасности. Вы все видите, все происходит на ваших глазах, но вы никак не реагируете.

Я росла и выросла с осознанием, что хороших людей больше, чем плохих, что, если кто-то в беде, надо помочь, что добро непременно побеждает зло. Да и, сказать честно, в моей жизни, в том числе и в сложных, и в форс-мажорных, и в опасных ситуациях, как правило, встречались отзывчивые люди. Но достаточно одного случая, когда ты окажешься в беде и не встретишь ни одного неравнодушного человека, чтобы усомниться во всем, чему тебя учили и что ты сам неоднократно видел.

Со мной такой случай произошел три недели назад. Я гуляла днем с младшей дочкой в коляске по людным обычно улицам, вдоль оживленных магистралей. На перекрестке, пока мы ждали разрешающего сигнала светофора (больше полутора минут), беззубое, пьяное, громадное нечто нависло над коляской и полезло к ребенку. Первая реакция: я молча стала отворачивать коляску, но громадный мужик в ушанке, с мутным взглядом, осклабившись, не давал это сделать, прыгал за ней. Я твердо попросила отойти, сказав, что ребенок не любит чужих. И тут началось: "Это ты, сука, никого не любишь! Не верти коляской, тварь! Да я тебя..." Далее мне пообещали нетрадиционный секс и еще много разнообразных развлечений.

Фото: ТАСС/Андрей Махонин

Это длилось не дольше пары минут (боковым зрением я видела, что сигнал светофора сменился, а потом еще раз), но мне они показались вечностью. Все это время я пыталась отвернуть коляску от мерзавца, выискивала взглядом хоть кого-то, к кому можно обратиться за помощью, стараясь не выпускать нападавшего из вида, и пыталась просчитать на пару ходов вперед, что делать, если... И я понимала, что ничего. В руках громоздкая зимняя коляска, и я никак не могла сделать так, чтобы оказаться с нападающим лицом к лицу, убрав ребенка, который между нами. Я понимала, что человек в полном неадеквате, и просчитать, что ему придет в голову (опрокинуть коляску, ударить меня или ребенка), попросту невозможно. Я старалась смотреть ему прямо в глаза, чтобы полностью занимать его внимание, отвлекая таким образом от дочери. А он продолжал напрыгивать то на меня, то на коляску и изрыгать мерзости. Я рычала в ответ: "Отойди от ребенка!" ‒ понимая, что только ответная агрессия способна сдерживать ситуацию.

В какой-то момент я, видимо, ему наскучила, и он все же решил, что перейти перекресток в нужную ему сторону важнее, чем "светская" беседа со мной. По дороге он оборачивался и орал мне все те же гадости и яростно жестикулировал. Я дико боялась, что он вернется.

Домой я с коляской почти бежала, меня отпустил адреналин, которого я хапнула в избытке. Я, человек неробкого десятка, шла и ревела, осознавая, как мне было страшно ‒ не за себя, конечно, за ребенка, который, слава Богу, не пострадал и, к счастью, не успел напугаться. Даже если бы я владела приемами рукопашного боя или самбо, перцовым баллончиком или травматическим оружием, в ситуации, когда ты с маленьким ребенком, все становится в разы сложнее.

Фото: depositphotos/Paha_L

А, ну и вишенка на торте, которую не заметить невозможно: мне никто не помог. Впрочем, рядом почти никого и не было (ну вот так мне не повезло). Но определяющее слово ‒ "почти". Вместе со мной ждали зеленого сигнала светофора две женщины. События начали разворачиваться еще при них, но они, дождавшись нужного света, пошли своей дорогой. Машины почти полминуты стояли на перекрестке, и их водители могли наблюдать эту интересную картину, как женщина с ребенком пытается увернуться от агрессивного мужчины. А вот и вишенка на вишенке: в самом финале этой истории, когда я увидела, как сбоку к перекрестку идет молодой мужчина, я решила, что спасена. Глядя ему в глаза, я почти прокричала о помощи, а он... прошел мимо, скользнув по мне равнодушным взглядом.

Наверное, мое действие все же не было напрасным: именно после этого пьяный мерзавец решил пойти туда, куда шел.

Дома, когда эмоции улеглись, я поняла, какие два чувства испытываю ‒ горечь и омерзение. Горечь от того, что я не могу защитить себя и ребенка от зла. И омерзение от того, что можно считать себя человеком и напасть просто так на другого человека. На физически более слабого ‒ женщину. На вдвойне беззащитного ‒ женщину с крошечным ребенком. Но не меньшее, если не большее омерзение охватывало меня, когда я вспоминала тот равнодушный взгляд моего потенциального спасителя. И точно такой же вопрос: кем надо быть, чтобы пройти мимо женщины с ребенком в беде? Просто мимо человека в беде.

Вопрос риторический, увы. И тот, и другой ‒ люди.

Мне повезло гораздо больше, чем Китти Дженовезе, которую в марте 1964 года убийца забивал до смерти в течение получаса около ее дома в Нью-Йорке, и которой никто из многочисленных свидетелей из числа соседей не пришел на помощь. Это была громкая история, которая заинтересовала и психологов.

Вообще, психологи утверждают, что вероятность того, что кто-то вам поможет, тем меньше, чем больше свидетелей у происшествия. Каждый будет считать, что помочь должен не он, а кто-то другой. И, наоборот, единственный очевидец осознает, что помочь больше некому, и действует гораздо решительнее.

После того происшествия мне еще несколько дней вспоминались разные случаи из собственной жизни, когда я сама оказывалась свидетелем происшествия. Однажды на моих глазах машина сбила пожилого мужчину. Пока перепуганный водитель бегал от машины к пострадавшему (к счастью, несильно) и обратно, десятки людей прошли мимо. Я вызвала скорую и подошла ближе, до приезда врачей я разговаривала со сбитым мужчиной, держала за руку, просила не вставать (он рвался домой, конечно), просто была рядом. Я делала, по сути, то, что не требовало от меня никаких сверхусилий. Через минуту подошла женщина с валидолом, потом еще кто-то предложил помощь.

Фото: depositphotos/AntonioGuillemF

Иногда, чтобы остановить зло, достаточно просто быть небезразличным. Мы с другом шли днем по улице, и я вдруг увидела, как молодой гопник пристает к девчонке-подростку. Это было не для всех заметно и не всем очевидно: вроде как парень идет за девушкой и что-то говорит. Но, если приглядеться и прислушаться, становилось понятно, что они не знакомы, что ей страшно, но она боится привлечь к себе и этой ситуации внимание (ребенок еще). Я одернула его, пригрозив тогда еще милицией, и он мгновенно отстал, а девочку мы проводили до метро.
Равнодушие ‒ худшее, что может случиться с человеком. Мой любимый драматург Бернард Шоу когда-то сказал об этом так: "Самый большой грех по отношению к ближнему ‒ не ненависть, а равнодушие; вот истинно вершина бесчеловечности".

Не могу и не буду спорить со знатоками человеческих душ. Но я теперь совсем не уверена, лучше ли попасть в беду при одном свидетеле, чем при многих. Понятное дело, что в нее вовсе не "лучше" попадать, но тем не менее.

Но я уверена в другом: равнодушие дает злу силу, дает ему возможность одержать победу. Пусть временную, но победу. Равнодушные страшнее, чем преступники. Хотя бы потому, что их больше и они позволяют злу вершиться.

Если вы видите, что кто-то в беде, и можете помочь, но вам кажется, что помочь должен кто-то другой, ‒ это вам кажется. Это единственный случай, когда стоит руководствоваться позицией "если не я, то кто". Только так добро может победить. И если вам кажется, что в моих словах есть пафос, вам снова кажется. Только горечь.