Новости

Новости

13 октября 2016, 15:15

Культура

В школе и дома: о чем могли бы поговорить два лучших мальчика СССР и США

В 1951 году в мире появились два мальчика. Один – в Советском Союзе, второй – в Соединенных штатах Америки. Один – в московском "Детгизе", второй – в нью-йоркском издательстве Little, Brown and Company. Оба стали настоящими селебрити и ролевыми моделями для ровесников – каждый в своей стране.

Пути Вити Малеева из повести Николая Носова "Витя Малеев в школе и дома" и Холдена Колфилда – главного героя романа Джерома Сэлинджера "Над пропастью во ржи" – никогда не пересекались. Максимум – им доводилось постоять рядом на книжной полке. На первый взгляд, измученный экзистенцией американский подросток ничем не похож на советского пионера, все заботы которого – перековаться из двоечника в отличника.

Но если вчитаться, окажется, что Холден и Витя нашли бы множество тем для разговоров. По крайней мере, восемь.

Для начала они могли бы поговорить об успеваемости

Витя:

– Я так и не взялся как следует за учебу, и, когда через несколько дней нам выдали за первую четверть табели, я увидел, что у меня стоит двойка по арифметике. Я и раньше знал, что у меня будет в четверти двойка, но все думал, что четверть еще не скоро кончится и я успею подтянуться, но четверть так неожиданно кончилась, что я и оглянуться не успел.

Холден

: – Да, забыл сказать – меня вытурили из школы. После рождества мне уже не надо было возвращаться, потому что я провалился по четырем предметам и вообще не занимался и все такое. Меня сто раз предупреждали – старайся, учись. А моих родителей среди четверти вызывали к старому Термеру, но я все равно не занимался.

Фото: Zuma/ТАСС

Они могли бы обсудить футбол

Витя:

– После обеда мы собрались на футбольном поле, разбились на две команды, чтоб играть по всем правилам, но тут в нашей команде произошел спор, кому быть вратарем. Никто не хотел стоять в воротах. Каждому хотелось бегать по всему полю и забивать голы. Все говорили, чтоб вратарем был я, но мне хотелось быть центром нападения или хотя бы полузащитником.

Холден:

– На футбольных матчах всегда мало девчонок. Только старшеклассникам разрешают их приводить. Гнусная школа, ничего не скажешь. А я люблю бывать там, где вертятся девчонки, даже если они просто сидят, ни черта не делают, только почесываются, носы вытирают или хихикают.

Культурный досуг, на который уходят все карманные деньги, – тоже хорошая тема

Витя:

– Наконец билеты были куплены, и мы все пошли в цирк, даже Шишкин пошел. Явились мы задолго до начала представления, но это ничего: лучше прийти немножко раньше, чем опоздать, потому что тебя тогда совсем не пустят. Мы уселись на свои места и принялись рассматривать арену, покрытую огромным ковром.

Холден:

– После первого акта мы со всеми другими пижонами пошли курить. Ну и картина! Никогда в жизни не видел столько показного ломанья. Курят вовсю, а сами нарочно громко говорят про пьесу, чтобы все слыхали, какие они умные.

Можно и о серьезном. Сыновья двух держав могли бы обсудить открывающиеся перед ними возможности

Витя:

– Папа говорит, что в нашей стране каждый человек всего добьется, если только захочет и станет как следует учиться, потому что уже много лет назад как раз в этот день, седьмого ноября, мы прогнали капиталистов, которые угнетали народ, и теперь у нас все принадлежит народу. Значит, мне тоже принадлежит все, потому что я тоже народ.

Холден:

– Все дело в том, что трудно жить в одной комнате с человеком, если твои чемоданы настолько лучше, чем его, если у тебя по-настоящему отличные чемоданы, а у него нет. Вы, наверно, скажете, что если человек умен и у него есть чувство юмора, так ему наплевать. Оттого я и поселился с этой тупой скотиной, со Стрэдлейтером. По крайней мере у него чемоданы были не хуже моих.

Фото: vivianmaier.com

Родительские подарки – чем не повод для смолл-тока?

Витя:

– Папа подарил мне волшебный фонарь с картинками, а мама подарила мне коньки, а Лика подарила мне компас, а я подарил Лике разноцветные краски для рисования. А потом мы с папой и Ликой пошли на завод, где папа работает, а оттуда пошли на демонстрацию вместе со всеми рабочими с папиного завода.

Холден:

– И коньки она купила не те – мне нужны были беговые, а она купила хоккейные, – но все равно мне стало грустно. И всегда так выходит – мне дарят подарки, а меня от этого только тоска берет.

У обоих есть по младшей сестре – и это тоже хорошая тема для беседы

Витя:

– Моя младшая сестра Лика перешла в третий класс и теперь думает, что меня можно совсем не слушаться, будто я ей вовсе не старший брат и у меня нет никакого авторитета. Сколько раз я говорил ей, чтоб она не садилась за уроки сразу, как только придет из школы. Это ведь очень вредно!

Холден:

– Как было бы хорошо, если бы Фиби была со мной. Не такая она маленькая, чтобы глазеть на игрушки до обалдения, но любит смотреть на толпу и вытворять всякие глупости. Прошлым рождеством я ее взял с собой в город за покупками. Чего мы только не выделывали!

Фото: vivianmaier.com

Обоих занимала проблема вандализма. Один молча страдал от него, другой молчать не собирался

Холден:

– Спустился я по другой лестнице и опять увидел на стенке похабщину. Попробовал стереть, но на этот раз слова были нацарапаны ножом или еще чем-то острым. Никак не стереть. Да и бесполезно. Будь у человека хоть миллион лет в распоряжении, все равно ему не стереть всю похабщину со всех стен на свете. Невозможное дело.

Витя:

– Вообще в книжках ничего не надо рисовать – ни собак, ни кошек, ни лошадей, а то один нарисует собаку, другой кошку, третий еще что-нибудь придумает, и получится в конце концов такая чепуха, что и книжку невозможно будет читать.

Фото: vivianmaier.com

А на прощание они могли бы поговорить о будущем и о мечтах

Витя:

– Сердце громко стучало в груди и рвалось на простор. Хотелось куда-то мчаться или лететь. В голове теснились какие-то чудесные мысли, от которых захватывало дух, хотелось быть добрым, хорошим; хотелось сделать что-то необыкновенное, чтобы все удивились и чтобы всем стало так хорошо, как было мне.

Холден:

– В общем, я рад, что изобрели атомную бомбу. Если когда-нибудь начнется война, я усядусь прямо на эту бомбу. Добровольно сяду, честное благородное слово!

Носов и Сэлинджер тоже могли бы поговорить по душам

Навскидку – у них были бы две важные темы: тексты, за которые стыдно, и издатели, которые делают что хотят.

Иногда роман "Над пропастью во ржи" называют автобиографическим и указывают на некоторые сходства в судьбе Сэлинджера и Холдена Колфилда. Например, Холден сообщает читателю, что мечтает жить в хижине в лесу, подальше от суеты и трескотни, с красивой глухонемой девушкой, которая станет его женой и матерью их детей. В 1955 году, спустя четыре года после выхода романа, писатель воплощает мечту своего персонажа. Он переезжает в одиноко стоящий дом в городке Корниш, штат Нью-Гемипшир. Компанию ему составляет супруга – красивая (но не глухонемая) девушка Клэр Дуглас, дочь арт-критика Роберта Дугласа.

Занимал ли Сэлинджера, подобно Колфилду, вопрос зимовки уток в Центральном парке, мы узнать не можем. Из своего добровольного затворничества писатель запретил кому-либо публиковать его письма и позаботился о том, чтобы сохранить свою личность в секрете для окружающих. Он не давал интервью – исключением стала длинная беседа с корреспондентом New Yorker в 1974 году. В этом разговоре писатель сообщил, что факт публикации его ранних рассказов привел его в бешенство. По его мнению, многие из них вообще не стоило никому читать.

Николай Носов тоже довольно критически относился к своему творчеству и скептически – к издательствам. Он открыто говорил, что не считает "Витю Малеева" удачной повестью, и выражал недоумение по поводу присуждения книге Сталинской премии в 1952 году. "Могли дать и другому!" – кипятился писатель.

Перед выходом "Вити Малеева" Носова вызвал к себе главный редактор "Детгиза" Константин Пискунов, знавший, что книгу выдвинут на соискание премии. Он попросил писателя вставить куда-нибудь в тексте имя вождя, на что Носов справедливо заметил: "Но ведь герои книжки не отличники: как же можно трепать имя Сталина среди троечников и двоечников?". Через неделю главред придумал выход из ситуации – он предложил добавить портрет Сталина в сцену пионерского сбора. "И луч света на портрете", – засмеялся писатель и ничего добавлять в свой текст не позволил.

закрыть
Обратная связь
Форма обратной связи
Прикрепить файл

Отправить

закрыть
Яндекс.Метрика