Собянин рассказал о развитии дополнительного образования в Москве
Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий
В Государственном центре современного искусства открылась выставка "Мистификаторы", на которой представлены работы крупнейших современных художников со всего мира. Мы поговорили с директором ГЦСИ о музеях, арт-пространствах, молодых отечественных художниках и светлом будущем российского искусства.
– Для выставки "Мистификаторы" вы собрали работы художников мировой величины. Расскажите, как вам удалось реализовать этот проект?
– Дело в том, что мы с Еленой Горловой осуществляем ряд концептуальных выставок, которые обозначают основные тенденции и стратегии на поле современного искусства. И эта выставка оказалась в ряду таких кураторских проектов.
К приему мистификации художники обращались на протяжении всей истории искусств, но доминирующей она становится в начале XX века, с дадаистов. И сегодня, в современном искусстве, эта линия активно развивается. Учитывая наши возможности, мы попытались отобрать ярких мировых художников, которые активно прибегают к стратегиям мистификации в своем творчестве. Это и Эрвин Вурм, и Вим Дельвуа, и Джордж Кондо, и Барбара Крюгер, и Пол Маккарти, и Тони Мателли, и Ясумаса Моримура, и Тони Оурслер, и Питер Соул, и Кейичи Танаами, и Джоэл-Питер Уиткин, и, конечно же, Дэмиен Херст.
Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий
Сначала греко-латинское слово "мистификация" вошло в европейский лексикон как некое посвящение в таинство. Со временем, это стало означать наделение предметов сверхъестественными свойствами, введение зрителей в преднамеренный обман. Работы, представленные на выставке, действительно погружают зрителя в несуществующую реальность. Это пространство грез, сновидений, мечтаний. И эти, сконструированные при помощи художественных практик, объекты вводят зрителя в заблуждения.
Значительная часть работ была предоставлена нам галереей Гари Татинцяна и Stella ART Foundation, часть работ ввозили специально для этой выставки из-за границы. Выставка получилась двухчастная: вторая половина представлена в галерее Татинцяна.
Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий
– Планируете выставки такого же уровня в обозримом будущем?
– Да, у нас в планах много выставок такого уровня. У нас будет, например, выставка польского перформанса. Мы также работаем над совместными проектами с французским культурным центром и с центром Гёте.
– Как вам кажется, с чем связан тот факт, что популярность российских художников, например AES+F или Recycle за рубежом выше, чем в России? Например, у Recycle выставки проходят в Лондоне, в Венеции. А в Москве по-настоящему больших выставок нет.
– Мы показывали Recycle в Голландии, в Гааге, они были представлены на Венецианской биеннале. Были большие выставки в галерее "Триумф".
Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий
– Но "Триумф" – это все-таки камерная площадка. Вам не кажется, что экспертное сообщество, определяющее победителей конкурсов в сфере искусства и выставочный контент, предпочитает лояльное и нейтральное искусство радикальным формам?
– Нет, пока у меня нет такого ощущения. У нас нет андеграунда: сегодня нет цензуры.
– Но тем не менее, акцию "Угроза" Петра Павленского сняли с конкурса "Инновация".
– О Павленском сейчас говорят намного больше, чем, на мой взгляд, он этого заслуживает, чем заслуживают его работы с художественной точки зрения. Но это лично мое мнение.
Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий
– Но несколько членов жюри конкурса "Инновация" вышли из состава после того, как сняли его кандидатуру.
– Да, но его кандидатура была снята потому, что во время создания его работы были очевидные признаки нарушения действующего законодательства. И, естественно, как государственная организация и как конкурс, который проводится при поддержке Минкульта, мы просто не можем закрывать глаза на подобные действия.
Да, это акционизм, и акционизму такие формы периодически свойственны. Но если художник идет на нарушение закона и наносит определенный материальный ущерб, он должен отвечать в соответствии с законом. Вы знаете, Александр Бренер в свое время нарисовал знак доллара на картине Малевича, и культурное сообщество его акт категорически не приняло. Был суд, его посадили в тюрьму, и никто не выступал. Никаких демонстраций и акций в Facebook никто не устраивал.
Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий
– Но вам не кажется, что если бы акции Надежды Толоконниковой или того же Павленского не превращали в конфликт, то о них бы скорее все забыли.
– Я считаю, что в случае с Pussy Riot их надо было наказать. Но при этом, конечно, наказание абсолютно неадекватное. То есть если у Павленского поджог здания похож на уголовное дело, то у Pussy Riot правонарушение административное. Если бы их заставили две недели подметать двор вокруг собора, например, то, наверное, было бы правильно. И не было бы такой возгонки, потому что именно неадекватная мера наказания привлекла столько внимания. Pussy Riot не заявляли свою акцию как художественную. Протестное сообщество засунуло их в этот контекст. Оно сделало их героями художественной сцены.
– Но получается обидная ситуация. Например, в творчестве Павла Пепперштейна больше "художественного", но о нем меньше знают.
– Конечно, и у "ресайклов" та же история.
– Есть ли какие-то методы у художественного сообщества, чтобы решить эту проблему?
– Вот мы и пытаемся как-то популяризировать искусство, заниматься просветительской деятельностью. Показываем и Пепперштейна, и Recycle, проводим конкурс "Инновация", который выполняет эту функцию, проводим лекции, показы.
Дело в том, что отклоняя заявку Павленского, мы не оценивали художественные качества этого произведения. Была школа Венского Акционизма, был Бренер, был Кулик, был Осмоловский – они были, есть и будут. И это является одним из важнейших видов современного искусства. Но мы отклонили ее исключительно по формальным признакам.
Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий
– Как вы думаете, лет через 60 Павленского и Pussy Riot будут выставлять?
– Конечно. В рамках какой-нибудь выставки по истории русского акционизма.
– Как вам кажется, есть ли в Москве недостаток в культурных институциях?
– Конечно, у нас до сих пор нет нормального музея современного искусства. Ближайший наш партнер, ММСИ, тоже испытывает нехватку площадей. Здание ГЦСИ стало одним из первых примеров работы с советской промышленной архитектурой. Мы сделали музей тогда, когда еще не было этой любви к урбанистике. Нам передали полуразрушенное здание Завода театрально-осветительного оборудования, и для нас это была большая победа, потому что до этого мы размещались в небольшом доме Поленова. Надеюсь, к 2018 году мы сможем построить новое здание ГЦСИ на Ходынском поле.
