Свидетели века: история долгожительницы, которой исполнился 91 год

Фото: Анастасия Мальцева

Александра Михайловна Сафонова-Пономарева родилась в Костромской области. В семье было девять детей, она – самая младшая. В детстве любила плавать и собирать грибы. В школу приходилось каждый день ходить по 10 километров пешком. Война разлучила ее с семьей, сначала она скрывалась от бомбежек в лесах и жила в партизанском отряде, потом ее поймали немцы, забрали в плен и отвели на работу в Германию. Сейчас Александре Михайловне идет 92-й год. Как сложилась судьба долгожительницы Москвы, читайте в интервью m24.ru.

Мы продолжаем публиковать серию интервью с горожанами-долгожителями. Ранее собеседником издания был Николай Ефимович Ковалев.

До школы 10 километров пешком

– Я родилась 21 октября 1924 года в деревне Фроловская Костромской области в семье рабочих и крестьян. В семье было девять детей. Я самая младшенькая. Мой дядя – Александр Кононович Сафонов – был революционером, правой рукой Ленина. Он похоронен у Кремлевской стены.

В детстве я бегала в лес за ягодами и грибами, с шести лет плавала в реке Шача (приток Волги – прим. m24.ru). Чтобы учиться в школе, надо было ходить по 10 километров каждый день.

Мой родной брат попросил маму, чтобы я приехала к нему в семью и помогла ему с женой воспитывать детей. У них было трое мальчиков. В 12 лет поехала я поехала жить к нему. С этого момента я сидела с детьми, ходила за продуктами, больше ничего не делала. В школе учиться времени не было.

Перья пули не пропускают

После войны с Финляндией в 1939 году, мы с семьей брата переехали жить в Белоруссию. Но война началась снова – уже с Германией. Брат ушел на фронт. В нашем городке была суматоха и бобмежка. Военные вывозили женщин и детей в тыл. Началась эвакуация, я подала жене брата Клаве мальчиков в машину, и они уехали, а я не успела. Машина с Клавой проехала через мост, а через пару минут его взорвали немцы. Так я разлучились с семьей и осталась одна.

Фото: Анастасия Мальцева

От немцев я скрывались в лесах. Там я попала к белорусским партизанам. Даже ходила пару раз в разведку. Была маленькая, но бойкая. Потом я нашла деревню, где меня к себе взяла жить одна женщина, ей было лет 50.

Однажды к нам в дом зашли два пьяных немца. Один привязался ко мне и говорит: "Ты – дочка офицера". Наставил на меня пистолет, хотел убить. Женщина, приютившая меня, говорила ему, что я ее внучка, а другой немец как дал ему по руке и сказал: "Нет, нельзя стрелять". И они ушли. Немцы не все плохие были.

Потом через нашу деревню пошли немецкие танки на Минск. Все дома прочесали, чтобы в них ни одного солдата не было. Я пряталась от обстрелов немцев под одеялами и перьевыми подушками. Перья пули не пропускают.

Смотрю, танк едет прямо на наш дом. Я лежу под подушками и плачу: "Мамочка, папочка, прощайте". Вдруг... Танк повернул. Кухню задел, стены поломал, а дом целый остался. Так я выжила. Второй раз. Тетка сказала, я родилась в рубашке.

В плену слабые не нужны

Когда в деревне стало нечего есть, мы пошли в Минск. Идти было 15 километров. Минск был весь разбомблен. Все горит. На улицах висят повешенные мужчины и женщины. У них на шеях деревянные таблички с надписями: "Мы – партизаны, стрелявшие по германским войскам". Конечно, это были никакие не партизаны, а обычные мирные горожане Минска. К ним приходили домой, брали их и все. Повешенных было очень много.

В Минске я попала в немецкую облаву. Меня взяли в плен, поселили в казарму для рабочих. Пленным дали лопаты, чтобы мы копали траншеи немцам. Тех, кто не мог копать и падал от голода, стреляли. Мне было 16 лет, я копать не умела, но все же выдержала. Кормили нас баландой один раз в день.

Фото: Анастасия Мальцева

Потом началась зима 1941 года. В бараки пришла машина, отобрали молодых, крепких пленных и увезли. Меня тоже взяли. Нас привезли в какой-то сарай на окраине Минска, закрыли там, и пустили газ. Сделали угар, немцы хотели всех дизенфицировать, чтобы вшей не было. Им это нужно было, чтобы отправить нас в Германию на работу. Надышавшись газа, люди теряли сознание и падали, а немцы в них стреляли. Слабые им были не нужны. У меня тоже голова закружилась от газа, я думала только о том, как бы не упасть. Схватилась за каменный выступ в стене и выстояла.

На брюкве я дошла до Германии

В Германию мы шли зимой. Был ужасный холод, я вся обморозилась. Тело покрылось фурункулами. С нами шел переводчик из Украины, и он сказал: "Надо ее застрелить. Она заразная". А я ему говорю: "Успеешь еще, обожди. Ты лучше кипяточку принеси, я бы выздоровела". Пленных кормили брюквой, и это меня спасло. Она сладкая и питательная. Только на брюкве я дошла до Германии.

Нас привезли в немецкий город Кобленц. Там было распределение. Пришел старичок лет 60-ти и выбрал из толпы меня и еще одну девочку. Нам повезло, что мы попали работать в семьи, а не в концлагерь.

Фото: Анастасия Мальцева

В семье ко мне относились хорошо, не обижали, но я ходила у них полуголодная. У этой немецкой пары был сын, он ушел на фронт воевать против нас, а я у них жила, как дочка, хоть и русская. На войне все смешалось.

У хозяев было много коров, но они молоко даже сами не пили и мне не давали. Все сдавали на фронт, чтобы немцев кормить. Я работала на полях и за коровами ухаживала. Тяжело было. Я прожила у них до 1945 года. Пока русские не пришли.

Таксист так и не вернулся за деньгами

Из Германии до Белоруссии мы шли обратно пешком – по 30-40 километров в день. В Белоруссии я села в военный эшелон и поехала в Москву к старшему брату в гости. Его адрес я помнила наизусть еще с детства. Я маме читала вслух его письма.

В Москве я пешком дошла до квартиры брата, но там его не было. Оказалось, он жив, но после войны его отправили работать в Ереван. В Москве я еще нашла свою старшую сестру. Она меня сразу повела на почту, чтобы я отправила родителям телеграмму в Костромскую область, что я жива и здорова. В семье я считалась пропавшей без вести. Но я отказалась. Вдруг, что со мной случится, пока телеграмма дойдет. Я решила, что поеду лично к родителям.

Фото: Анастасия Мальцева

В деревне у родителей я провела год. Отдыхала. Потом брат Сережа из Еревана написал родителям письмо: "Мама, отпусти Щуру жить ко мне". И я уехала к нему. В Ереване смотрю никто меня не встречает, а город я не знаю. Я поймала таксиста, попросила меня довезти до гостиницы, где живет брат. "Денег у меня нет, но брат вам заплатит", – сказала я. Но в гостинице Сережи тоже не было. Я попросила таксиста вернуться на следующий день за деньгами. А сама открыла номер брата гвоздиком и уснула с дороги. Оказалось, что брат не получил телеграмму и не знал, что я приеду. Таксист так и не вернулся за деньгами ни на следующий день, ни потом. На счетчике всего 50 копеек нагорело.

Так я осталась жить в Ереване. С мужем там же познакомилась, когда гуляла в парке. Муж мой был хороший инженер-монтажник. В Ереване он стоил дома, галереи, аэропорт. Мы родили двоих детей. Я работала всю жизнь в пищеблоке военного госпиталя.

Вся жизнь в заботе

Когда муж умер, я переехала в Москву. Дети наши уже в столице жили. Они меня взяли к себе. Около 30 лет я прожила в Ереване, и в Москве уже больше 30 лет живу. У меня трое внуков. Правнуков пока нет. Дай бог, дождаться.

Александра Михайловна и сын Валерий. Фото: Анастасия Мальцева

В чем секрет долголетия? Как вам сказать. Труд – это большое дело. Всю жизнь я провела в заботе о других людях. Никогда не пила и не курила. Дети у меня хорошие, любят меня. От отношений с детьми в старости ведь тоже многое зависит.